мобилизации граждан и других социальных субъектов на развитие различных форм гражданской активности. Можно прийти к определенному выводу: в России возникло своеобразное гражданское общество со знаком минус, представляющее собой историческую аномалию. Причина ее возникновения та же, что и возникновения коммунистического тоталитарного строя, попытка резкого разрыва с прежней традицией путем бездумного и преступного внедрения в общественную ткань умозрительного социального» проекта. Неизбежная^ реакция отторжения возвращает общество в, результате целого ряда социальных метаморфоз в более архаизированное состояние как по отношениюк собственному историческому прошлому, так и по отношению к нормам и социальной практике, сложившимся в либеральных обществах. Одной1 из версий интерпретации новой исторической, ситуации стала концепция «нового российского феодализма», получившая широкое распространение среди отечественных и зарубежных ученых. Так, выступая' на ХШ Всемирном конгрессе социологов, российский историк Н.Н. Покровский довольно категорично утверждал, что современная’ посткоммунистическая Россия представляет собой определенную, форму «феодализма с постмодернистским лицом».122 Как и в Западной Европе тысячелетней давности, «в, сегодняшней России границы между публичной и частной сферами либо размыты, либо вообще не существуют: власть и собственность настолько* переплетены, что их часто невозможно отделить друг от друга. Подобно средневековым баронам, российские бюрократы.на всех уровнях иерархии используют свою политическую власть для осуществления контроля над собственностью, в то время как богачи обменивают деньги на власть, для того чтобы контролировать политические решения». Соответственно личные связи играют зачастую гораздо большую роль, чем связи, основанные на формальном положении людей в политических, социальных и 122 Цит по кн. Артемов Г.П. Политическая социология. СПб, 2000. С . 173. 150 |
Можно прийти к определенному выводу о том, что в России возникло своеобразное гражданское общество со знаком минус, представляющее собой историческую аномалию. Причина возникновения такой аномалии та же, которая привела к возникновению коммунистического тоталитарного строя попытка резкого разрыва с прежней традицией путем бездумного и преступного внедрения в общественную ткань умозрительного социального проекта. Неизбежная реакция отторжения возвращает общество в результате целого ряда социальных метаморфоз в более архаизированное состояние как по отношению к собственному историческому прошлому, так и по отношению к нормам и социальной практике, сложившимся в либеральных обществах. Одной из версий интерпретации новой исторической ситуации стала концепция “нового российского феодализма”, получившая довольно широкое распространение среди отечественных и зарубежных ученых. Так, выступая на Тринадцатом всемирном конгрессе социологов, Н. Покровский довольно категорично утверждал, что современная посткоммунистическая Россия представляет собой определенную форму “феодализмма с постмодернистским лицом”. Напротив, в работах В. Шляпентоха представлена концепция, основанная на параллелях современной российской социальной системы и общественного сознания с раннеевропейским феодализмом. "Феодальная Европа, отмечает он, представляет многочисленные параллели с политической жизнью современной России, даже если экономическая среда двух обществ кажется несопоставимой для одного характерна средневековая экономика с абсолютным преобладанием сельского хозяйства и ремесел, для другого высокоразвитая индустриальная экономика, способная запускать космические корабли. Конечно, сельское хозяйство продолжает играть важную роль в судьбе российского общества. Сходство с ранним феодализмом может быть также найдено в любом современном обществе, которое, вследствие межэтнических и племенных конфликтов или благодаря коррупции, имеет государство, не способное придать силу законности и порядку". Как и в Западной Европе тысячелетней давности, “в сегодняшней России границы между публичной и частной сферами либо размыты, либо вообще не существуют: власть и собственность настолько переплетены, что их часто невозможно отделить друг от друга. Подобно средневековым баронам, российские бюрократы на всех уровнях иерархии используют свою политическую власть для осуществления контроля над собственностью, в то время как богачи обменивают деньги на власть, для чтобы контролировать политические решения”. Соответственно личные связи играют зачастую гораздо большую роль, чем связи, основанные на формальном положении людей в политических, социальных и экономических структурах. “Это означает, что наиболее могущественными людьми в стране являются не государственные деятели, избираемые на выборах, но близкие друзья президента (или короля, если мы обратимся к прошлому)”. Некоторые российские политологи однако не удовлетворяются проведением такого рода параллелей между европейским феодализмом и современной российской действительностью, выглядящих, скорее, как историческая метафора, и стремятся подвести под них более солидное социологическое основание. "…Диктатура номенклатуры, утверждает, например, М.С. Восленский, это феодальная реакция, строй государственно-монополистического феодализма. Сущность этой реакции в том, что древний метод "азиатского способа производства", метод огосударствления применен здесь для цементирования феодальных структур, расшатанных антифеодальной революцией. Архаический класс политбюрократии возрождается как "новый класс" номенклатура; он устанавливает свою диктатуру, неосознанным прообразом которой служат теократические азиатские деспотии. Так в наше время протянулась стародавняя реакция, замаскированная псевдопрогрессивными "социалистическими" лозунгами: сплав феодализма с древней государственной деспотией". Проекция теории Восленского на российские посткоммунистические реалии придает теоретической версии "нового российского феодализма" более убедительный характер по сравнению с интерпретацией Шляпентох хотя бы вследствие того рационального довода, что резкий разрыв с модернизированной феодальной традицией не только невозможен на практике, но может привести даже к деградации экономической и политической системы в направлении формирования более примитивных квазиноменклатурных "феодальных" структур. 89 |