демократической республики. Причем Временное Правительство и Петросовет понимали эту форму правления по-разному, но чаще, как переходную к иным формам, более классовым. Отношение к этому вопросу со стороны кадетов, четко прослеживается в выступлении председателя Юридического совещания при Временном Правительстве Ф.Ф.Кокошкина на 7 съезде партии в марте 1917 года, где определялась программа партии, в том числе и по вопросам государственного строительства. Касаясь вопроса об отречении царя от власти он ответил, что "монархия была для нас тогда не вопросом принципа, а вопросам политической целесо1 образности" . Отмечая базовые принципы демократических преобразований, такие как: неприкосновенность начал гражданской свободы, равенства; обеспечение полного господства народной воли; социальную справедливость, реформизм и т.д., он заявил: "Конституционная монархия есть нечто иное как компромисс между началом народоправства и началом абсолютизма, переходная ступень к последовательному и полному осуществлению народоправия"2. Следовательно, им не исключалась возможность реставрации монархии, но конституционной, ограниченной. Далее он рассуждал о том, что в течение одиннадцати лет от установления в России представительных учреждений до Февральских событий шел двоякий процесс: с одной стороны, развитие самосознания народа, которое стимулировалось самим несовершенством представительных учреждений, с другой процесс самодискредитации монархией самой себя. В результате "тот временный порядок, который суще151 1Кокошкин Ф.Ф. Республика. Пг., 1917. С.4. 2Там же. С. 10. |
В своих воспоминаниях генерал А.И. Деникин отмечал следующее: “Когда пала царская власть, в стране, до созыва Учредительного собрания, не стало вовсе легитимной, имевшей какое-либо юридическое обоснование, власти.” Далее он продолжает: “Но люди, добросовестно заблуждаясь иди сознательно искажая истину, создали заведомо ложные теории о “всенародном происхождении Временного правительства” или о “полномочности Совета рабочих и солдатских депутатов” как органа, представляющего якобы “всю русскую демократию”. Действительно, сам режим двоевластия, когда ни одна на правящих структур (Временное правительство, Петросовет), не имела за собой надлежащей опоры большинства,^^^ не мог быть легитимным и устойчивым. Не случайно Временное правительство обходило молчанием вопрос о форме правления и неоднократно переносило сроки созыва Учредительного собрания. “Учредительное собрание в современной России даст большинство крестьянам более левым, чем эсеры. Это буржуазия знает. Зная это, она не может не бороться самым решительным образом против созыва УчредительноСм.: Иоффе Г.З. Указ. работа. с.53 См.: Ленин В.И. ПСС, T.32. С.220-285 См.: Деникин А.И. Очерки русской CMJRRBI. // Вопросы истории. 1990. №12 с. 126. См.: Деникин А.И. Указ. работа. Там же. С. 128 ГО собрания”.^^^ Левый фланг политического фронта составляли лево-радикальные силы рабочие, крестьянство, солдаты, определенная часть интеллигенции, представители других средних слоев, поддержавших завоевания Февральской революции. На выражение их интересов претендовали главным образом социалистические партии эсеры и социал демократы (меньшевики и большевики). Их политическая линия по вопросу о форме правления в стране определялась ставкой на Советы, как органы прямого народовластия. Спонтанно образованный 27 февраля Петроградский Совет и его Исполнительный комитет, формально объединяли и направляли деятельность низовой структуры советов, но не представляли собой высший представительный орган. Кроме того, программные установки меньшевиков и эсеров для переходного периода содержали требование о поддержке буржуазнолиберальных органов власти при обязательном контроле за их деятельностью и праве на отпор “ всякой попытке … уйти из-под контроля демократии или уклониться от выполнения принятых на себя обязательств.”^^ В канун марта начале апреля большевики поставили вопрос о том, чтобы начавшее свою работу Всероссийское совещание Советов выделило орган, перед которым бы отвечало Правительство. В соответствие с решениями Апрельской конференции РСДРПб, большевистские делегаты первого Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов (июнь 1517 года) предложили, чтобы сам съезд стал органом, перед которым бы отвечало Правительство”.^^^ Переходной формой правлениям, как для эсеров, так и для социал-демократов, признавалась демократическая республика с последующим преобразованием ее в республику Советов. Расхождения между ними касались вопросов тактики, отношения к буржуазно-либеральным институтам и длительности переходного периода. Спорным являлся и вопрос о См.: Ленин В.И. ПСС, т.34. С.33-34. См.: Суханов Н.Н Указ. работа. с.326. См.: Севцов А.А. Указ. работа. С. 120. режиме диктатуры пролетариата. ’ Таким образом, исходной посылкой для определения формы правления в межреволюционный период 1917 года, были режим двоевластия, слабость обеих структур которого предопределяла политический компромисс в форме демократической республики. Причем и Временное правительство и Петросовет понимали эту форму правления по-разному, но чаще, как переходную к иным формам, более классовым. ‘ Отношение к этому вопросу со стороны кадетов, четко прослеживается в выступлении председателя Юридического совещания при Временном Правительстве, видного кадета Ф.Ф. Кокошкина на 7 съезде партии в марте 1917 года, где определялась программа партии в том числе и по вопросам государственного строительства. Касаясь вопроса об отречении царя от власти он ответил, что “монархия была для нас тогда не вопросом принципа, а вопросом политической целесообразности”.^^^ Отмечая базовые принципы демократических преобразований, такие как: неприкосновенность начал гражданской свободы, равенства; обеспечение полного господства народной воли; социальную справедливость, реформизм и т.д., он заявил: “Конституционная монархия есть ничто иное как компромисс между началом народоправства и началом абсолютизма, переходная ступень к последовательному и полному осуществлению народоправия.”^^^ Следовательно, им не исключалась возможность реставрации монархии, но конституционной, ограниченной. Далее он рассуждал о том, что в течение 11 лет от установления в России представительных учреждений до Февральских событий шел двоякий процесс: с одной стороны, развитие самосознания народа, которое стимулировалось самим несовершенством представительных учреждений, с другой процесс самодискредитации монархией самой себя. В результате “…тот временный порядок, который существует фактически, является порядком не монархическим. См. Кокошкин Ф.Ф. Указ. работа. С. 4. Там же. Указ. работа. С. 10. а республиканским, и это обстоятельство не может не оказать влияние на будущее решение… Тем самым он определил противоречивость момента и отразил двусмысленность понимания кадетами республиканской формы правления. Но и это еще не все; далее он упомянул, что “…под этикеткой республики иногда существует государственный порядок, ничего общего не имеющий с правовым государством”.^^^ Иными словами он предостерегал от опасности несоответствия формы правления и формы политического режима. Кокошкин определил две крайних формы искажения республиканского строя: вопервых, сосредоточение всех функций государственной власти в руках одного представительного собрания так, что исполнительной власти, в виде отдельного органа, не существует, а представительное собрание не только законодательствует но и управляет государством посредством своих комитетов или комиссаров, которых оно назначает и сменяет по своему произволу. (То есть это та форма правления, которая когда-то существовала во Франции в эпоху Конвента и которая привела к деспотизму и к попранию всех прав личности). Вторая крайность, когда исполнительная власть республики поставлена слишком независимо от законодателя, и ей предоставлены слишком широкие права, что рано или поздно заканчивается диктатурой. Главным средством недопущения подобных крайностей Кокошкин видел в использовании принципа разделения властей и в создании системы исполнительной власти по французскому варианту (при этом он сравнивал два варианта: президентский США, парламентарный Франция). Определяя приемлемую для России парламентарно республиканскую форму, он заключил: “Всенародное избрание ставит, фактически, президента выше народного представительства, что небезопасно в условиях зарождения демоТам же. Указ. работа. С. 11-12. См.: Кокошкин Ф.Ф. Указ. работа. С. 15. кратии.”’’’^ Крайне правый фланг политического фронта был представлен конституционными монархистами из числа генералитета, консервативного офицерства, черносотенцев и, примыкающих к ним, октябристов. Единственным центром притяжения для них стали кадеты, оказавшиеся после февраля на правом крыле политического спектра, а с начала мая в правой части коалиции, левую часть которой составляли меньшевики и эсеры. Поэтому те круги в правом секторе, которые уже скептически относились к попыткам Временного правительствам сдержать “революционную анархию”, начали искать собственный путь борьбы. В этих кругах крепла идея создания “сильной власти”, “власти твердой руки” в двух возможных вариантах. Согласно одному из них, необходимо было укрепить власть Временного правительства путем освобождения его от “давления” Советов и других “безответственных организаций”. Другой вариант предполагал, что “спасение страны” в установлении режима военной диктатуры.^^^ Но в любом случай промонархические круги не могли игнорировать политический блок с кадетами и тактику “условной” поддержки Временного правительства, поскольку и они ставили вопрос о форме правления в зависимость от решения Учредительного собрания. Эта мьюль, по мнению автора, объединяла разрозненные силы правого политического крыла и закладывала основу для кадетскомонархического блока. ‘Таким образом, конституционные монархисты, признавая факт преимущества статуса Временного правительства перед всеми другими силами, считали необходимым, “…чтобы эта власть стала настолько сильной, по существу абсолютной, |