|
69 диционных культурных ценностей нередко агрессивно воспринимаются, антироссийской политологической беллетристикой как «архаичный тип отношения к власти и ситуации»'. В итоге, к примеру, мощная российская евразийская традиция с глубоким философским и культурологическим анализом глобальных международных политических процессов в аспекте геополитического и культурно-исторического исследования основ восточного и западного миропонимания зачастую воспринимается евроцентристской политологией резко отрицательно и тенденциозно. Исследуя феномен «евразийства» изнутри западноевропейской цивилизации, ученые, не в состоянии дистанцироваться от собственной культурнополитической среды и, одновременно, не стремясь преодолеть аберрационные воздействия, обрекают себя на тенденциозные и поверхностные выводы. Так, в одной работе мы читаем: «...Западная Европа была колыбелью политической свободы и признания достоинства человека. Восторг по поводу азиатских компонентов России означает в конечном счете принятие азиатского деспотизма и азиатского пренебрежения к человеку»2. Как видно из приведенного цитируемого фрагмента, идеализация западноевропейской политической культуры сопряжена с непониманием Востока, с игнорированием исторических реалий политической и духовно-культурной жизни. Историкам и культурологом хорошо известно, что европейская «колыбель политической свободы» формировалась на фоне кровавых революционных бурь, жестокой и губительной капитализации общественных отношений и монетаризации общественного сознания. Да и сам деспотизм навряд ли имеет ярко выраженную географическую или культурную родину: достаточно вспомнить, что различные коммунистические и национал-социалистические доктрины в первую очередь были теоретически осмыслены и массово поддержаны именно в Европе. С другой стороны, миф о 1 Богатуров А.Д. Модели поведения на фоне реформ // Запад-Россия: культурная традиция и модели поведения. М., 1998. С. 7 2 Игнатов А. “Евразийство” и поиск новой русской культурной идентичности // Вопросы философии. 1995, № 6. С. 54 |
русской политической мысли был характерен необычайно широкий, всесторонний анализ общественных процессов в их взаимосвязи со всеми сторонами духовной культуры нации, то для западной политологии XX века характерен позитивистский, сугубо утилитарный, прагматический подход к социально-политической жизни. По этой причине политическая наука в дореволюционной России нередко вызревала в недрах философской, религиозной и исторической мысли (Вл. Соловьев, И. Карамзин, С. Булгаков, Н. Бердяев, И. Ильин, Г. Флоровский, Н. Трубецкой, Л. Карсавин, П. Сорокин и т.д.), в то время как в Европе позитивистская волна превратила политологию в узко прикладную, описательную дисциплину. Дух позитивизма и утилитаризма в западноевропейской политической науке был безоговорочно принят рядом апологетов либерализма и западноцентризма. Традиционная для евразийской интеллектуальной мысли связь между политическими процессами и ценностными, мировоззренческими, нравственными установками общества оказалась проигнорированной. Попытки рассмотрения политических процессов современной Евразии в контексте ее традиционных культурных ценностей нередко агрессивно воспринимается прозападными беллезристами как «арха97 ичныи тип отношения к власти и ситуации» . В итоге, к примеру, мощная евразийская традиция с глубоким философским и культурологическим анализом глобальных международных политических процессов в аспекте геополитического и культурноисторического исследования основ восточного и западного миропонимания зачастую воспринимается евпроцентристской политологией резко 96 97 96 См. например: Нойпез 5. \\йза1 Киз$1а ТеасЬея из Ыои^ // ТИе Атепсап РгозресЕ 1997. № 5. .1и1у-Аи&из1 97 Богатуров А.Д. Модели поведения на фоне реформ // ЗападРоссия: культурная традиция и модели поведения. М., 1998. С. 7 89 отрицательно и тенденциозно. Исследуя феномен «евразийства» изнутри западноевропейской цивилизации, ученые, не в состоянии дистанцироваться от собственной культурно-политической среды и, одновременно, не стремясь преодолеть аберрационные воздействия, обрекают себя на тенденциозные и поверхностные выводы. Так, в одной работе мы читаем: «...Западная Европа была колыбелью политической свободы и признания достоинства человека. Восторг но поводу азиатских компонентов России означает в конечном счете принятие азиатского деспотизма и азиатского АО пренебрежения к человеку» . Как видно из приведенного цитируемого фрагмента, идеализация западноевропейской политической культуры сопряжена с непониманием Востока, с игнорирование исторических реалий политической и духовно-культурной жизни. Историкам и культурологом хорошо известно, что европейская «колыбель политической свободы» формировалась на фоне кровавых революционных бурь, жестокой и губительной капитализации общественных отношений и монетаризации общественного сознания. Да и сам деспотизм навряд ли имеет ярко выраженную географическую или культурную родину: достаточно вспомнить, что различные коммунистические и национал-социалистические доктрины в первую очередь были теоретически осмыслены и массово поддержаны именно в Европе. С другой стороны, миф об «азиатском пренебрежении к человеку» демонстрирует непонимание антииндивидуал истического характера восточных культур, великих пантеистических и органистических завоеваний восточно-азиатского способа мироотношения, его подлинно космологического и экологического пафоса. С другой стороны, принятие западноевропейской, американизированной системы ценностей должно было помочь Евразии в деле построе% Игнатов А. “Евразийство” и поиск новой русской культурной 90 |