|
За счёт кластеров с высокой производительностью, поддерживаемой инновационными структурами, маленькая Финляндия, располагая всего 0,5% мировых лесных ресурсов, обеспечивает 10% мирового экспорта продукции деревопереработки и 25% бумаги. На телекоммуникационном рынке она обеспечивает 30% мирового экспорта оборудования мобильной связи и 40% мобильных телефонов. Географические границы кластера отражают экономические реалии и необязательно совпадают с административными и политическими границами. В то же время его формальные географические границы способствуют межличностным контактам и тесному взаимодействию агентов внутреннего рынка, стимулируют накопление социального капитала, и критическая масса которого составляет фундамент инновационного развития [100]. Россия начала рыночные реформы с искаженной структурой экономик и слабой банковской системой. Несмотря на определённые успехи, по данным Standard & Poor’s (S & P ), структура прогнозов рейтингов российских компаний ухудшилась. Разрыв между суверенным рейтингом России и рейтингами компаний возрастает. Суверенный рейтинг России по обязательствам в иностранной валюте повышен с ВВ до ВВ+, по обязательствам в национальной валюте с ВВ+ до ВВВ-, а корпоративные рейтинги остаются в категории В. Повышательная тенденция в отношении рейтингов российских компаний, имевшая место после дефолта 1998 года, исчерпана, что связано с тяжелым административным «грузом», который тормозит модернизацию и диверсификацию экономики. В этих условиях кластеризация экономики может послужить повышению культуры бизнеса с переходом от персонализированных отношений «бизнесвласть», преследующих клановые интересы, к институциональным, имеющим чёткие общенациональные цели [133]. В СССР в конце 1980-х годов уже складывались 2 типа кластеров, особенно в области высоких технологий. Например, в области электронной промышленности кластеры образовывались по западному (географическому) об |
Последнее десятилетие XX начало XXI вв. характеризуется активизацией процессов интернационализации, глобализации и интеграции. Интернационализация, связанная с международной торговлей и старая как сам мир, стала более динамичной (сделки в реальном времени и "вне пространства") благодаря развитию и коммерциализации сетевых структур [1]. Глобализация распространяет интернационализацию и на сферу производства, предполагая организацию транснациональных цепочек создания добавленной стоимости, например, в форме ТНК или "треугольного производства" [2]. Фундаментом глобализации является создание общемировых коммуникативных систем, обеспечивающих сетевую логистику и стандартизацию качества в масштабе реального времени. По сути, глобализация ровесница Интернета и может отождествляться с сетевой экономикой. Наряду с положительными трансакционными эффектами она ведет к возникновению мировой (глобальной) конкуренции, создающей заведомые преимущества для стран "золотого миллиарда" [3]. Процессы глобализации асимметричны: "третий" и "четвертый" миры не могут предложить Западу ничего, кроме единственного их достояния самобытной культуры. Эта культура переносится в чуждые ей условия Запада только вместе с миграционными потоками населения: возникает феномен "обратной глобализации" [4]. Интеграция институционально подготовленный системный процесс объединения хозяйственных блоков на мегаи макроуровне. На мегауровне такое объединение реализовано пока только в виде ЕС (зона евро) . Последнее содержит в себе существенный положительный потенциал, но на сегодняшний день его эмерджентность проявляется слабо: слишком велики различия в уровне развития экономик стран, входящих в ЕС. Поэтому экономическая эффективность ЕС как единого целого пока невелика: не удалось создать единый фондовый рынок, нет и единых европейских инвестбанков. На макроуровне интеграция осуществляется путем формирования в экономике страны хозяйственных блоков кластеров, включающих фирмы и организации, связанные выпуском конечной продукции и географическим положением. При этом географическую близость следует рассматривать, скорее, как место накопления "критической массы" социального и человеческого капитала, научного, инновационного и производственного потенциалов. Только при наличии такого сочетания кластеры оказываются устойчивыми, системно эмерджентными и конкурентоспособными. Кластеризацией уже охвачено более 50 % экономик ведущих стран, она выступает как новый вектор развития мир-системы капитализма. Э. Тоффлер, приводя в качестве примера Италию, назвал кластеризацию "новой волной" развития капитализма [5]. Мировая конкуренция С начала 1990-х годов разрыв между наиболее развитыми странами и остальным миром стал в основном носить технологический характер. Современные технологии слишком сложны и дороги, поэтому слаборазвитые страны не могут их не только создавать, но и применять. Наиболее ярко технологическая конкурентоспособность проявляется в виде "цифрового неравенства" , из-за которого рынки сбыта информационных продуктов практически не расширяются, что сдерживает развитие технологических программ в развитых странах. Рост эффективности информационных технологий привел в конце XX в. к кризису перепроизводства информационных услуг. Последний индуцировал "перепроизводство ожиданий" фондового рынка, и два этих феномена спровоцировали структурный кризис в мировой экономике, продолжающийся и в настоящее время. Быстрому выходу из данного кризиса мешают в том числе и культурные барьеры: информационные технологии, хорошо работающие при одной цивилизационной парадигме, оказываются неприемлемыми в условиях другой. Ограниченность рынков сбыта не позволяет расширять масштабы инвестиций в развитие новых технологий в передовых странах, что ведет к маргинализации среднего класса: активизировался процесс превращения "общества двух третей" в "общество половины" [6]. Развитые страны различными путями пытаются выйти из ловушки "цифрового неравенства". В краткосрочном и среднесрочном плане они реализуют эту цель через культурную экспансию и увеличение военных расходов наиболее эффективный способ стимулирования технологий при помощи государственного регулирования. В долгосрочном плане через качественное упрощение и удешевление доминирующих технологий, поощрение "цифровой революции" [7], переход от high-tech к high-hume технологиям, направленным на изменение человека (включая генную и социальную инженерию) . К сожалению, этот путь чреват возникновением "закрывающих технологий" , которые могут вызвать технологический переворот не только в целых отраслях, но и в странах. Важным фактором кризиса информационного перепроизводства в международной конкуренции выступает культурный барьер, разделяющий человечество по цивилизационному признаку. Социализм и капитализм конкурировали в рамках единой культурно-цивилизационной парадигмы. Уничтожение биполярного силового поля высвободило две новые мировые цивилизационные инициативы: исламскую и китайскую. В результате международная конкуренция превращается в борьбу между цивилизациями. Финансовая экспансия Запада, этническая Китая и религиозная ислама не просто разворачиваются в разных плоскостях, они не принимают друг друга как глубоко чуждые явления по своему глубинному содержанию. Компромисс в этой конкуренции возможен лишь в случае коренного изменения образа жизни, фактически уничтожения цивилизации как таковой: конкуренция становится бескомпромиссной и иррациональной. Каждая из трех цивилизаций, проникая в другую, не обогащает, а разъединяет и подрывает ее. Иллюстрация тому этнический раскол США и шаткость прозападных режимов в исламском мире. Не исключено, что ислам станет "ледоколом" , который "взломает" Китай, выполнив для Запада примерно такую же роль, как гитлеровская Германия и сталинский СССР для рузвельтовских США по отношению к старым колониальным империям, прежде всего Великобритании. Конкурентный треугольник "Запад Ислам Китай" дополняется нарастающим противостоянием "США Европа" , связанным с мировоззренческими и ценностными расхождениями этих обществ. В сфере бизнеса это проявляется как существенное различие англосаксонской и немецкой корпоративных культур, что подтверждает недавнее дело концерна Mannesmann "ценой" в 200 млрд. долл. [8] Конкуренция ужесточается в условиях ухудшения конъюнктуры рынка, становясь уже борьбой не за лишний кусок, а за выживание. Благополучие развитых экономик в 1990-е годы было предопределено "перевариванием" ресурсов побежденной социалистической системы и переброской на потребление оборонных ресурсов "холодной" войны. В связи с этим практически остановилось воспроизводство новых технологических принципов, имела место лишь потребительская реализация наработок времен "холодной" войны, что естественно вызвало замедление прогресса. Вместе с тем 1990-е годы стали периодом глобальной интернационализации рынков за счет снятия межстрановых барьеров и обострения глобальной монополистической конкуренции. В результате в ходе финансового кризиса многие страны среднего и выше среднего уровня развития в 1997-1999 гг. были отброшены на "периферию" мирового процветания, а с середины 2000 г. неблагополучные тенденции начали наблюдаться и в наиболее развитых экономиках. На необходимость смены парадигмы общецивилизационного развития указывает и тот факт, что по мере увеличения богатства в 1990-е годы обострились самые глубинные проблемы человечества (бедность, неграмотность, разрушение окружающей среды) , причем такая ситуация возникла впервые в новейшей истории. Не избежал проблем и лидер мирового развития американская экономика. Полтора года назад экс-министр финансов США Д. Сноу обнародовал реальную цифру дефицита федерального бюджета США, она чудовищна 756 млрд. долл., то есть 10 % ВВП. По самым непредвзятым оценкам, такой дефицит может быть только у воюющей страны. Более того, ситуация может быть еще хуже, ведь американская экономическая статистика не менее лукава, чем российская. Например, потребительская корзина рассчитывается по стандарту 1970-х годов: 70 % товары и 30 % услуги, хотя все знают, что сегодня это соотношение носит обратный характер. По розничным ценам инфляция в США находится на уровне 0, 5-0, 6 % в год, по оптовым данных нет. А по некоторым косвенным оценкам инфляция достигает 1, 5-2 % в месяц, то есть США здесь ненамного опережают Россию. Логика глобальной конкуренции должна привести к уничтожению менее эффективных производств и победе обладающих уникальными преимуществами и наивысшей эффективностью. Подобное развитие конкуренции ведет к физическому устранению более половины жителей Земли, занятых в заведомо неэффективных с точки зрения доминирующих критериев производствах. Так, М. Тэтчер и З. Бжезинский считают, что на территории России экономически оправданно проживание всего 15 млн. человек [9]. Выход из такой ожидаемой конкурентной катастрофы вероятно будет найден на путях регионализации, которая уже начала структурировать процессы глобализации: общемировой рынок делится на систему региональных, в рамках которых с помощью различных механизмов регулирования снижается острота глобальной конкуренции. Глобальная конкуренция на рынках сбыта дополняется не менее значимой конкуренцией на рынках ресурсов. Давление на слабые страны в плане снижения жесткости валютного регулирования облегчает перелив финансовых ресурсов в привлекательные для капитала развитые страны. Россия последняя нетронутая "кладовая мира" , поэтому следует ожидать, что на ее пространстве в ближайшие десятилетия развернется жесткая конкурентная борьба за ресурсы между основными мировыми цивилизациями, причем перед ней вопрос будет стоять не об эффективном использовании этих ресурсов, а о самом владении ими. На грани XX-XXI вв. спектр глобальной конкуренции начал быстро расширяться за счет сетевых виртуальных структур, которые обычно труднонаблюдаемы. К ним относятся всевозможные легальные и нелегальные структуры, действующие при помощи как экономических, так и внеэкономических методов. Спектр этих структур очень широк: от ТНК до религиозных, криминальных, антиглобалистских, специфических онлайновых сообществ [10], экологических и многих других организаций, деятельность Которых пока не стала объектом тщательного анализа. Современная мировая конкуренция, частным случаем которой выступает и конкуренция между цивилизациями, ведется разнородными субъектами, преследующими несопоставимые цели и применяющими разнообразные методы. Ввиду различий в системе ценностей и образе действий конкуренты не способны понять друг друга, а следовательно, и прийти к долгосрочному соглашению. Общее в их цели влияние на развитие человечества. В бизнесе эту роль выполняет прибыль, но сейчас глобальная мировая конкуренция начинает носить в большей степени надэкономический характер идет борьба за навязывание миру своей модели развития. Эта конкуренция, как отмечал еще акад. А. Сахаров, напоминает биологическую, смыслом которой является экспансия в чистом виде. В ближайшие годы главным условием конкурентоспособности страны или другого сообщества станет не эффективность государственного управления (как сейчас) , а сохранение и развитие общественной идентичности. Особую роль будет играть идеология поддержания и развития системы общественных ценностей, мотивирующих успех общества в глобальной конкуренции. Общество, лишенное такой идеологии, обречено на разрушение. Одна из фундаментальных причин успешности США идеологизированность общества. Еще в 1837 г. А. Линкольн выдвинул идею о необходимости повсеместного распространения "политической религии" , в которой главной религиозной догмой выступают конституция и законы США. Подобная "гражданская религия" стала прототипом современных общественных идеологий. Таким образом, в условиях современной глобальной конкуренции "великая дружба" между обществами, странами и их объединениями невозможна возможна только жесткая борьба. Конкурентоспособность формируют кластеры Толчком к развитию кластеризации экономики как фактора повышения региональной конкурентоспособности послужили работы М. Портера [11] и его удачные программы по формированию кластеров в штате Аризона (США) . "Новая волна" кластеризации (начало 1990-х годов) стала реальным воплощением объективной тенденции мезоинтеграции, а отнюдь не продуктом надуманного эксперимента. Под кластером понимается сеть независимых производственных, сервисных фирм, включая их поставщиков, создателей технологий и ноу-хау (университеты, научно-исследовательские институты, инжиниринговые центры) , связующих рыночных институтов (брокеры, консультанты) и потребителей, взаимодействующих друг с другом в рамках единой цепочки создания стоимости. Общая структура кластера изображена на рисунке 1. Он объединен как географически, так и в рамках единой внутренней информационной среды, связанной с внешней. Совет кластера включает региональное руководство и связан с правительственным советом (департаментом) по бизнесу. Его задачи чисто аналитические. Главное в структуре кластера распространение инноваций на всю цепочку создания стоимости и единое логистическое окно для взаимодействия с внешней средой. Такая структура позволяет минимизировать трансакционные издержки. В основу функционирования кластера положен ромб Портера (модель " Даймонд") , он представлен на рисунке 2. Комплекс взаимодействий, предусмотренный в этом ромбе, определяет эмерджентность и базирующуюся на ней конкурентоспособность кластера. Условия производства создаются за счет удачного сочетания природных и человеческих ресурсов, ресурсов капитала, физической, административной и научно-технологической инфраструктуры. Эти условия выступают фундаментом факторов специализации и качества. Связанные и вспомогательные отрасли обеспечивают внедрение инноваций по линии комплектующих и технологического оборудования, что делает их более конкурентоспособными. Для роста конкурентоспособности кластера важно наличие искушенного и взыскательного местного потребителя, требования которого опережают спрос на других рынках и являются "пробным камнем" для глобального спроса на новые товары. Эмерджентность взаимодействий в кластере обусловливает повышение производительности за счет инноваций в технологической и организационной сферах и стимулирования рождения новых бизнесов, расширяющих границы кластера. К подобным результатам приводит и пересечение деятельности различных кластеров, функционирующих в одном географическом пространстве (см. рис. 3) . "Крест" взаимодействий в середине ромба (см. рис. 2) указывает на взаимную эмерджентность всех его составляющих, поддерживаемых местной административной и институциональной средами, которые непрерывно совершенствуются в соответствии с развитием стратегии и структуры кластера и поощряют всевозможные формы инвестиций в его структуру. В кластерах формируется сложная комбинация конкуренции и кооперации. Они находятся как бы в разных плоскостях и дополняют друг друга, особенно в инновационных процессах. Взаимодействие с внутренним потребителем кластера "завязано" на конкуренции, с внешним, как правило, на кооперации с использованием аппарата снабжения и распределения единого логистического окна. На мировом рынке кластеры присутствуют как единые агенты сети и конкуренции, что позволяет им выступать на равных и противостоять губительным тенденциям глобальной конкуренции. Примеры тому можно найти во многих странах: Бенгалор в Индии, Силиконовая долина в США, Монпелье во Франции, Кембридж в Великобритании, Хагенберг в Австрии, Мюнхен, Гамбург и Дрезден в Германии (последние получили почетное название "Силиконовая долина XXI в.и т. д. [12] Корпоративным путем реализуется в кластерах и инновационная политика, что позволяет существенно уменьшить трансакционные издержки. Начиная с 1990-х годов правительства развитых стран обращают все большее внимание на феномен кластеризации экономики. Подобный подход становится основой экономической политики многих стран. Для этого на уровне стран и регионов создаются специальные департаменты (советы, агентства) по делам кластеров, которые проводят главным образом информационно-аналитическую работу, а также координируют образовательные программы всех уровней с потребностями соответствующих кластеров. В свою очередь, кластерная структуризация экономики оказывает существенное влияние на общую экономическую политику государства. Прежде всего это связано с поддержкой науки, рискованных инноваций, экспортной деятельностью, созданием необходимой инфраструктуры и образованием (см. рис. 4) . Политика, опирающаяся на развитие кластеров, ведет к повышению конкурентоспособности государства. Характерный пример экономическая политика Финляндии, базирующаяся на кластеризации. За последние 10 лет страна заняла первое место (из 102 рассматриваемых стран) в рейтинге перспективной конкурентоспособности, обогнав такие ведущие государства, как США, Германия и Япония. Заметим, Россия в этом рейтинге занимает лишь 70-е место [13]. За счет кластеров с высокой производительностью, поддерживаемой инновационными структурами, маленькая Финляндия, располагая всего 0, 5 % мировых лесных ресурсов, обеспечивает 10 % мирового экспорта продукции деревопереработки и 25 % бумаги. На телекоммуникационном рынке она обеспечивает 30 % мирового экспорта оборудования мобильной связи и 40 % мобильных телефонов. Географические границы кластера отражают экономические реалии и не обязательно совпадают с административными и политическими границами. В то же время его формальные географические границы способствуют межличностным контактам и тесному взаимодействию агентов внутреннего рынка, стимулируют накопление социального капитала, критическая масса которого составляет фундамент инновационного развития. Кластеризация и Россия Россия начала рыночные реформы с искаженной структурой экономики и слабой банковской системой. Несмотря на определенные успехи, по данным Standard & Poor (S&P) , структура прогнозов рейтингов российских компаний ухудшилась. Разрыв между суверенным рейтингом России и рейтингами компаний возрастает. Суверенный рейтинг России по обязательствам в иностранной валюте повышен с В В до ВВ+, по обязательствам в национальной валюте с ВВ+ до ВВВ-, а корпоративные рейтинги остаются в категории В. Повышательная тенденция в отношении рейтингов российских компаний, имевшая место после дефолта 1998 г., исчерпана, что связано с тяжелым административным "грузом" , который тормозит модернизацию и диверсификацию экономики. В этих условиях кластеризация экономики может послужить повышению культуры бизнеса с переходом от персонализированных отношений "бизнес власть" , преследующих клановые интересы, к институциональным, имеющим четкие общенациональные цели. В СССР в конце 1980-х годов уже складывались два типа кластеров, особенно в области высоких технологий. Например, в области электронной промышленности кластеры образовывались по западному (географическому) образцу: под Москвой (Зеленоград, Калуга) , в Воронеже, Новосибирске, Ленинграде, Саратове и др. К сожалению, они не успели структурироваться до такой степени, чтобы достойно пережить хаос 1990-х годов. Их "остатки" выживают за счет второстепенных поставок из/в Китай и страны ЮВА. Данные кластеры утратили инновационные стратегии и, главное, растеряли кадры и социальный капитал. К географическому типу кластеров также относятся центры атомной промышленности "закрытые города" , потерявшие свое первоначальное стратегическое значение, но сохранившие основную технологическую базу. Частично эта база работает на экспорт: изотопы для медицины, обработка радиоактивных отходов и т. д. Второй тип кластеров складывался в основном в области оборонного машиностроения и представлял собой не географическое, а "проектное" образование, созданное командным путем, а далее превратившееся в естественную кооперацию сетевого типа. Так, атомная промышленность в СССР была "государством в государстве" и может рассматриваться как специфический кластер, распределенный в пространстве. Эти кластеры обеспечили высокое качество советского оружия, до сих пор востребованного в мире. Конкурентоспособность кластеров ВПК проверена многими войнами в самых разных регионах. Хотя и с сильно сократившимися сбытовыми сетями, они сохранились за счет экспорта (около 6 млрд. долл. в 2004 г.) на внешний рынок идет более 90 % их продукции. Их инновационная деятельность также в основном финансируется за счет совместных работ с Индией, Китаем, Израилем [14]. Средства, выделенные на переоснащение армии (4, 8 млрд. долл.) , до оборонки не дошли [15], а объем производства гражданской продукции в данных кластерах ничтожно мал. В случае ухудшения конъюнктуры на мировом рынке вооружений практически все кластеры второго типа обречены: никакой конверсии на предмет диверсификации продукции не произошло. Следует отметить, что попытка провести конверсию в оборонке США после окончания "холодной" войны также не привела к успеху, но там быстро нашлась ей работа "по прямому профилю". Из 7, 3 % прироста ВВП России в 2003 г. 1, 5 п. п. было обеспечено за счет роста цен на нефть, 3, 5 п. п. вследствие расширения физического объема экспорта сырья, 0, 7 п. п. потеряно ввиду превалирования импорта готовых товаров над экспортом и лишь 3 п. п. было достигнуто за счет факторов, связанных с укреплением конкурентных позиций российских компаний, в основном на внутреннем рынке. В 2004-2007 гг. даже при самом благоприятном сценарии высокие цены и увеличение экспорта сырья обеспечат прирост ВВП не более чем на 0, 5 п. п. в год. При неблагоприятном развитии событий эта величина станет отрицательной. Таким образом, в ближайшей перспективе весь прирост ВВП можно получить только за счет экспансии несырьевых компаний. При следовании траектории 7-процентного годового роста (удвоение ВВП за 10 лет) нагрузка на такие компании увеличивается в два раза, то есть до 6 п. п. Ситуация осложняется с вхождением России в глобальную экономику, что усиливает давление глобальной конкуренции, прежде всего в сферах потребления и обращения. Требования конкурентоспособности могут привести к эффекту институционального разрыва, когда запросы потребления и обращения не будут соответствовать условиям и возможностям производства товаров и услуг. Новые условия конкуренции обострят противоречия между экономической эффективностью компаний и их социальной функцией обеспечением занятости. Дефицит квалифицированной рабочей силы потребует высоких темпов роста оплаты труда, а сохранение конкурентоспособности сокращения числа занятых. Накоплению потенциала конкурентоспособности российской промышленности отнюдь не способствует деградация социальной среды и инфраструктуры ЖКХ, образования, здравоохранения. Последние оказались в ресурсно-институциональной ловушке, суть которой состоит в том, что недостаток ресурсов ведет к ухудшению качества институтов, а последнее снижает эффективность использования ресурсов, обостряя их дефицит. Происходит сегментация социальных систем (неблагоприятный отбор) : звенья с высокими стандартами качества ориентируются на высокодоходную часть населения, а остальные деградируют. Имеет место резкая дифференциация населения по доступу к ресурсам. Тенденция роста объема инвестиций в 2003 г. (с 2, 5 % в 2002 г. до 12 % в 2003 г.) , давшая надежду на переход от восстановительного курса, основанного на освоении незадействованных мощностей, к инвестиционному, связанному с привлечением новых инвестиций, в 2004 г. не продолжилась. Новый курс, ориентированный на быстрый рост, достаточно уязвим: возникает конфликт между властью, ждущей немедленных экономических дивидендов, и хозяйственным сообществом. Иллюзия устойчивости и быстроты роста толкает в сферу популистских решений и порождает соответствующую риторику со всевозможными "порывами" и "прорывами". Любые отклонения темпов от запланированных индуцируют власть к поиску "виновных" среди бизнеса, чиновников, политических партий, что становится дополнительным препятствием на пути экономического роста. Именно так развивалась в СССР ситуация в конце 1920-х годов, когда замедление темпов экономического роста руководство страны отнесло на вредительскую деятельность частного бизнеса, экономистов и чиновников. Результатом конфликта стал переход от нэпа к политике насильственной индустриализации, повлекшей огромные человеческие жертвы. Собственно, сейчас идет дискуссия между сторонниками институциональной и дирижистской моделей развития [16]. Первая модель предполагает осторожные, консервативные меры макроэкономического, институционального и отраслевого характера, направленные на реальные приоритеты. Политическая уязвимость модели отсутствие внешних показных эффектов, необходимость длительной кропотливой работы по "выращиванию" институтов. Эта модель вызывает резкую критику стороннников второй модели, опирающихся на популистское представление о механизме "подстегивания" экономического роста. Предлагаемый механизм предусматривает активную поддержку ФПГ ("чеболизация") , перераспределение собственности и доходов ("справедливость") , прогрессивное налогообложение (в том числе и рентных доходов) , поддержку "приоритетных" отраслей через активную промышленную политику (бюджет, налоги) , изъятие ренты у сырьевого сектора и использование ее в "государственных" интересах, макроэкономическую дестабилизацию (дефицит бюджета) и увеличение государственного спроса, государственное регулирование ключевых цен. Кавычки не случайны: какой чиновник может сегодня бескорыстно определить приоритеты? Следует отметить, что практически все страны, следовавшие популистским курсом (в основном государства Латинской Америки в 1930-1980-е годы) , не смогли решить задачу сокращения разрыва с развитыми государствами, а в некоторых, как, например, в Аргентине, отставание только увеличилось. Отказ от популистской модели происходил болезненно, как правило, через военные перевороты. Но как мы выяснили, наиболее эффективным путем инновационного развития экономики является кластеризация, причем этот путь успешно начинался в СССР, хотя и не был логически завершен. По всей видимости, целесообразно "оживить" обе модели, как географическую, так и проектную. Пока же ни в каких программных документах нет указаний на необходимость кластеризации экономики. Кластерная политика должна обратиться к "новой русской экономике". Это средние компании (оборот 100-200 млн. долл. в год) , выросшие, как правило, из торговых точек и обеспечивающие большую часть роста в реальном секторе. Они соответствуют современной инновационной экономике с ее латеральным мышлением и ориентированы на конкуренцию с Западом. Сегодня их потребитель "верхушка" среднего класса, которая во всех передовых странах и является главным ценителем материальной культуры. При наличии соответствующих условий именно из этой инновационной среды лет через 10-15 могут вырасти кластеры лидеров мировой экономики с "российским гражданством". Перспективными также представляются кластеры вокруг атомных электростанций. При дефиците социального капитала венчурный бизнес вряд ли получит широкое распространение в России, да и его спекулятивная "рулетка" чужда российскому менталитету, которому более свойственен инновационный метод внутрифирменного предпринимательства (метод ЗМ) [17], который по сути культивировался в ВПК СССР. Кластеризация соответствует именно такому методу инновационной деятельности: в европейских кластерах господствует система ЗМ. Выйти на тренд устойчивого роста и обеспечить рост ВВП преимущественно за счет несырьевых отраслей Россия может только одним способом развивая инновационную экономику на основе формирования хозяйственных кластеров. Российское хозяйство сейчас находится в структурном хаосе, поэтому любые телодвижения, связанные с его кластеризацией, представляются беспроигрышным шансом реализовать потенциал роста: терять-то уже нечего. Подобная ситуация "низкого старта" отличает Россию от Европы, которая должна проводить экономические преобразования с уровня "высокого старта" "социалистической" по сути экономики, отступая из такой комфортной Европы на уровни новой реальности. В геостратегическом аспекте администрация США рассматривает глобализацию как инструмент управления миром после окончания "холодной" войны: по мнению экспертов RAND и Пентагона, ключевая парадигма новой стратегии выражена тезисом "разобщенность представляет опасность" [18]. С этой точки зрения государства, принявшие модель глобализации, предложенную США, могут ими управляться путем информационного манипулирования. Остальное пространство мира рассматривается как "неинтегрированная брешь" и должно быть "колонизировано" даже с применением военной силы, как, например, в Ираке. Мировая конкуренция выступает в качестве экономического фундамента такой парадигмы глобализации. Поэтому кластеризацию экономики следует, вероятно, рассматривать диалектически: с одной стороны, как проводник положительных аспектов глобализации, а с другой как антитезу негативных аспектов глобальной конкуренции. |