|
предательской целью достигло при шефе французской полиции генерале де ла Рейни, который ввел в обычай засылку полицейских агентов в уголовный мир. Благодаря этому многие исследователи и стали считать Францию родиной применения методов провокация для борьбы с преступностью1 . Хотя многие современники были убеждены в необычайной эффективности указанного метода борьбы с преступностью, тем не менее, его моральная и правовая сторона у отдельных философов и юристов средневековья вызывали сомненья. Например, Г. Гроций, признавая легитимность провокации в войнах справедливых, в то же время резко осуждал ее в борьбе с уголовной преступностью. Он считал, что «каждый, кто подает повод другому совершить преступление, тот сам виновен в преступлении»2. Двойственную позицию по тому же вопросу занимал Ч. Беккариа, сделавший акцент в своих рассуждениях на «выгодах» и «невыгодах» провокации. Он писал: «невыгоды состоят в том, что нация одобряет измену, презираемую даже среди злодеев..., а выгоды заключаются в предупреждении важных преступлений, устрашающих народ, когда последствия их явны, а виновники неизвестны»3. Таким образом, признавая аморальность провокации, Беккариа в то же время считал ее вполне правомерной в борьбе с тяжкими преступлениями. Немецкий криминалист Брейденбах во второй половине XIX века впервые попытался дать уголовно-правовую оценку понятия провокации, хотя, по сути, свел его к политическим вопросам. Например, цель провокации по Брейденбаху не передача преступника в руки правосудия, а облегчение революции сверху4. 1 Breidenbach. Kommentar uber das Grosshers Hessiche Stafrechtegestzbuch. Berlin. 1844. S.273 2Гроций Г. Указ. соч. С.592. 3Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. -М.: Академия, 1939. С.379-380. 4 Breidenbach. Jbid. S. 278. |
считал, что "каждый, кто подает повод другому совершить преступление, тот сам виновен в преступлении"1 . Двойственную позицию по этому вопросу занимал другой философ и юрист Ч. Беккариа, различавший "выгоды" и "невыгоды” провокации. Он писал: "невыгоды состоят в том, что нация одобряет измену, презираемую даже среди злодеев..., а выгоды заключаются в предупреждении важных преступлений, устрашающих народ, когда последствия их явны, а виновники неизвестны”'. Таким образом, признавая аморатьность провокации, Беккариа в то же врехмя считал ее вполне правомерной в борьбе с тяжкими преступлениями. Более глубокой научной разработке проблема провокации подвергалась позже во второй половине XIX века, особенно в немецкой правовой литературе, где, однако, оставалась по-прежнему остро дискуссионной. Так, немецкий криминалист Брейденбах, впервые попытавшийся дать уголовноправовой анализ понятия провокации, придает ей исключительно политический смысл, сводя ее к деятельности тайной агентуры, то есть таких субъектов, которых правительство направляет на искусственное возбуждение государственных беспорядков, пользуясь которыми оно могло бы устраивать государственные перевороты или прибегать к таким чрезвычайным мерам управления, которые невозможны в спокойное время. Поэтому цель провокации по Брейденбаху не передача преступника в руки правосудия, а облегчение революции сверху3. В связи с указанной целью провокационной деятельности этот ученый, чтобы более точно оттенить смысловое значение слова "агент" присвоил ему приставку "провокатор" и под этим термином, с легкой руки Брейден‘ Гроций Г. Указ. соч. С.592. 2Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. -М.: Академия, 1939. С.379-380. 3Breidenbach. Jbid. S. 278. |