институтов, но и официальных государственных органов власти и административных учреждений. Таким образом, атрибут неопределенности неизбежно распространяется с отдельных маргинально-диффузных явлений и процессов на все уровни и слои, формы и институты российской культуры. Периферийные образования перемещаются в центр, обретая статус «ядерных» структур и определяя собой характер и смысл социокультурного целого. Маргиналыюсть становится системообразующим фактором всей культуры и даже переносится на цивилизационные процессы. Это фактически закрепляет состояние переходности за российской цивилизацией. В самом широком контексте для территории бывшего СССР (или Российской империи) по сей день характерно уникальное сочетание процессов, присущих принципиально различным этапам развития общества, которые в других регионах разделялись даже не десятилетиями, а веками. Каждому такому этапу соответствовала и культура (или культуры) определённого типа. Можно сказать, что в эпоху перестройки сочетаются одновременно эпохи позднего средневековья (культурный монизм на базе единой религии — ранее коммунистической, теперь православной или мусульманской), первоначального накопления капитала, разрушающего этот монизм, крушения колониальной империи с возрождением национального самосознания в противовес и бывшей метрополии, и другим нациям, поэтапного распространения массовой культуры и, наконец, всемирной современности с глобальными сетями массовых коммуникаций. Отсюда чудовищная конфликтность, не только и даже не столько политическая и экономическая, сколько культурная, и внутренний кризис, порождённый естественными попытками носителей культуры, в большинстве своём остающихся в рамках патриархального либо классического (то есть и тут и там монистического), сознания, свести все проблемы к спасению гегемонии «своей» культуры любыми, в том числе и военными средствами. 51 |
75 вославия) в постстветском десекуляризованном обществе всё чаще начинают занимать религиозный модернизм или фундаменталистский экстремизм, сектантство, эзотеризм, мистицизм, провоцирующие решительную борьбу с ними не только господствующих церковных институтов, но и официальных государственных органов власти и административных учреждений. Таким образом, атрибут неопределенности неизбежно распространяется с отдельных маргинально-диффузных явлений и процессов на все уровни и слои, формы и институты российской культуры. Периферийные образования ♦ перемещаются в центр, обретая статус «ядерных» структур и определяя собой характер и смысл социокультурного целого. Маргинальносгь становится системообразующим фактором всей культуры и даже переносится на цивилизационные процессы. Это фактически закрепляет состояние переходности за российской цивилизацией. События 90-х г.г. изменение политического строя России, переход к рыночным отношениям, трансформация общества и другие оказали заметное щ влияние на сферу культуры, итогом развития которой стали культурные трансформации. В самом широком контексте для территории бывшего СССР (или Российской империи) по сей день характерно уникальное сочетание процессов, присущих принципиально различным этапам развития общества, которые в других регионах разделялись даже не десятилетиями, а веками. Каждому такому этапу соответствовала и культура (или культуры) определённого типа, ц Можно сказать, что в эпоху перестройки сочетаются одновременно эпохи позднего средневековья (культурный монизм на базе единой религии ранее коммунистической, теперь православной или мусульманской), первоначального накопления капитала, разрушающего этот монизм, крушения колониальной империи с возрождением национального самосознания в противовес и бывшей метрополии, и другим нациям, поэтапного распространения массовой культуры и, наконец, всемирной современности с глобальными сетями массовых коммуникаций. 76 Отсюда чудовищная конфликтность, не только и даже не столько политическая и экономическая, сколько культурная, и внутренний кризис, порождённый естественными попытками носителей культуры, в большинстве своём остающихся в рамках патриархального либо классического (то есть и тут и там монистического), сознания, свести все проблемы к спасению гегемонии «своей» культуры любыми, в том числе и военными средствами. Отсюда закономерный консерватизм как основной массы населения, так и деятелей культуры (являющихся в этом выразителями её интересов) и их всё более отчётливая опф позиция по отношению к очередной для России попытке модернизации, экономическим и социальным реформам. В бывшем «социалистическом заповеднике», в котором и культурные традиции и существовавшая до недавнего прошлого социально-экономическая система, непроницаемая для радикальной коммерциализации искусства, получает распространение массовая культура. Массовая культура «... в XX веке была буквально вынуждена принять на себя главенствующую роль культуры 0 для всех»77, развиваясь на основе «неклассических» принципов. Массовая культура (эстрада, популярные издания и фильмы, телевизионные шоу, одежда и потребительские стандарты и т.д.) становится единственной формой культуры, по своей направленности соответствующей декларируемым преобразованиям «переходного периода». Основная задача регулирования культурных процессов, а именно, обеспечение опережающего развития перспективных тенденций, соответствующих ^ направленности реформ, максимально возможной сохранности традиций и наследия и сбалансированности интересов различных сообществ (а не только творческой интеллигенции) чрезвычайно осложнены силой патриархальных устоев не только в управлении. Частью этого процесса является и влиятельность «идеологии войны» как в политике, так и «внутри» культуры. «Достаточно вспомнить яростные филиппики творческой интеллигенции по поводу 7' Разлогов, К.Э. Глобальная и/или массовая / К.Э. Разлогов И Общественные науки и современность. 2003. №2.-С. 149. |