Здесь мы противопоставляем сложности и парадоксы современной мирской культуры, факторы о которых в первую очередь предупреждает Strong в своих «С строго пассивны и не активны; зависимы или автономны; легковерные или скептики. Чаще они сложная смесь этих понятий, и даже более того, обладают способностью принимать или даже жить с возможной степенью “двоякости”, “непоследовательности” или “противоречивости” в своей вере или действиях. Главная цель критики Стронга направлена на ортодоксальный тезис “медикализации”, вышедший на арену в 1970-80-х годах. Теоретические обоснования этой критики обычно включали формы социального конструктивизма. 49 Другие исследователи, по словам Lupton, согласны, что, в широком смысле, медицина доминирующий институт, который в Западной культуре играет возрастающе важную роль в жизни общества. Медикализация, в соответствии с последней точкой зрения, вовлекает не просто новые формы анадзора”, но “фабрикует” новые социальные статусы. “Надзорная Медицина” теперь, как утверждается, затмила “Госпитальную М едицину”: переход символизирован через стратегическое изменение в социальных измерениях болезни и политико-правовых исчислениях риска. Несмотря на то, что система здравоохранения в современной России достаточно сильно отличается от западных образцов, на которых и была рассмотрена роль медикализации и сущность медицинского империализма, содержание отношений врача и пациента остается инвариантным для обеих систем. Поэтому о расширении медикализации в нашей стране можно говорить достаточно уверенно. Однако, здесь мы сталкиваемся с совершенно новой опасностью, о которой в западной социологии медицины никто не говорит. Потому что на Западе ее просто нет. Речь идет о том, что статусные изменения в профессиональной группе российских врачей в процессе реформы здравоохранения их самих не удовлетворяют. Неудовольствие 49 Strong Phil . Medical Imperialism and Professional’s Values / P.Strong. —N.Y. Oxford Un.Press, 1998. |
I пассивны и не активны; зависимы или автономны; легковерные или скептики. Чаще они —сложная смесь этих понятий, и даже более того, обладают способностью принимать или даже жить с возможной степенью “двоякости”, “непоследовательности” или “противоречивости” в своей вере или действиях. Если предположить, что многие выводы Стронга уместны сейчас как и всегда (особенно для медицинской социологии в общем и для рассуждений по поводу (де)медикализации и (де)профессионализации в частности), появляется и другой не менее важный результат в рассмотрении изменений внутри и вне социологии болезни и здоровья —хотя сам Стронг мог не предвидеть данное следствие. Речь идет о событиях, в большей или меньшей степени произошедших под влиянием критики биомедицины факулдианской и постмодернистской школами, в которых элементарные основы медицинских знаний и реальность(материальность) тела и болезни рассматриваются критикой как простая фикция или плохо организованная теория. Ситуация потенциального социологизма в этом аспекте принимает угрожающие размеры. 2.2. Постмодернистские интерпретации медикализации Главная цель критики Стронга направлена на ортодоксальный тезис “медикализации”, вышедший на арену в 1970-80-х годах. Теоретические обоснования этой критики обычно включали формы социального конструктивизма (Conrad 1992, Shneider 1985, Spector & Kitsuse 1977). Это объединяет и новые работы, и исследования 80-х годов, вышедшие из Факулдианского учения. Таким образом, выявились новые исследования критики “медикализации”, в свете которых признание или принятие “природной” или “биофизической” реальности рассматриваются критически или отбрасывается вообще. Другие исследователи, по словам Lupton’a (1997), согласны, что, в широком смысле, медицина доминирующий институт, который в Западной культуре играет возрастающе важную роль в повседневной жизни. Для Фуко, однако, “ортодоксальный” медицинизированный тезис сам по себе имеет “пределы”, опираясь на число “несовместимостей” и “парадоксов” Движение к “демедикализации”, например, может парадоксальным образом быть интерпретировано как “растущее проникновение пристального клинического взгляда в повседневную жизнь горожан, включая их эмоциональные состояния, природу их личных взаимоотношении, управление стрессом и другие альтернативы “жизненного стиля” (Лаптон, 1997). Медикализация, в соответствии с последней точкой зрения, вовлекает не просто новые формы “надзора”, но “фабрикует” новые субъективности, от так называемого самосодействия здоровью до умирающего больного и цельной личности. “Надзорная Медицина” теперь, как утверждается, затмила иГоспитальную Медицину”: переход символизирован через стратегическое изменение в психосоциальных измерениях болезни и пространственновременных исчислениях риска. кристаллизован в новые акценты “жизненного стиля”. Возможно, традиционный критерий болезни-нездоровья сам по себе — ключевая точка ухода социологов медицины в прошлое —теперь взял курс в большее или менее массовое слияние тела и болезни, рассматриваемое как « социально выстроенные сущности, с социологическим взглядом или объяснительным оправданием: эфирная материя тел не реальная материя вообще, или возможно более точно дискурсивная материя через производительные эффекты силы/знания. Кажется “сплошное”, “видимое” тело, провозглашенное Фуко, “это только одно ни первое, ни более фундаментальное в котором располагается болезнь. Другие распределения были и будут там” см. также Армстронг (1983). В этом отношении, это не Глава 4. Социальные риски усиления властного ресурса медицины в современной России Несмотря на то, что система здравоохранения в современной России достаточно сильно отличается от западных образцов, на которых и была рассмотрена роль медикализации и сущность медицинского империализма, содержание отношений врача и пациента остается инвариантным для обеих систем. Поэтому о расширении медикализации в нашей стране можно говорить достаточно уверенно. Однако, здесь мы сталкиваемся с совершенно новой опасностью, о которой в западной социологии медицины никто не говорит. Потому что на Западе ее просто нет. Речь идет о том, что статусные изменения в профессиональной группе российских врачей в процессе реформы здравоохранения их самих не удовлетворяют. Неудовольствие вызывает как уровень заработной платы, так и условия труда. и невозможность самореализации, и трудности в предоставлении пациентам той помощи, которая, по мнению врачей действительно необходима. Последние события вокруг Федерального закона РФ №122 о монетизации льгот наглядно показали низкий уровень медицинского обслуживания в нашей стране и отсутствие у врачей властного ресурса для его изменения. В такой ситуации медикализация может стать той «отдушиной», где врачи могут реализовать свою потребность в профессиональном самоутверждении. Насколько это возможно, мы выясняли на материале конкретного социологического исследования. 4.1. Социальные условия формирования «медицинского империализма» в современной России Нами было проведено исследование процесса трансформации врачебной профессии в России, анализ динамики социального статуса российских врачей, а также их социальных установок и ценностей. |