Проверяемый текст
[Использование материалов из своих более ранних работ является правомерным. Страницы обозначены в таблице исключительно для сведения об их объеме в общем объеме диссертации] Седова Н.Н., Правовые основы биоэтики: Монография-умф, 2004. — 224 с.
[стр. 86]

После «хрущевской оттепели» обнаружившийся интерес к моральным проблемам в медицине не исчез, наоборот, он принял уже институциональные формы.
В этом, прежде всего заслуга академика Б.В.Петровского (все-таки личность в России это самая мощная социальная сила!).
Он стал инициатором введения курса медицинской деонтологии в вузах, организовал проведение двух всесоюзных конференций по деонтологии (70-е годы) и выпуск двухтомной коллективной монографии «Деонтология в медицине».
А
1971 году была принята «Присяга врача Советского Союза», которая была основана на положениях клятвы Гиппократа, но конкретно-исторична и ориентирована на фундаментальные ценности данного общественного строя.
В XX веке непосредственный нравственный смысл приобрели научные исследования в медицине.
И, хотя в советское время не принято было полемизировать по поводу этического смысла результатов научных исследований, тем не менее, смысл этот был и в разной форме актуализировался для массового сознания, оказывая непосредственное влияние на развитие практической медицины.
Начиная еще с Сеченова и Павлова, отечественная физиология демонстрировала поразительные успехи.
Впоследствии Мечников, а затем Анохин, продолжая эти традиции, создали принципиально новый образ человека (не организма, а именно человека!) в медицине.
Российской физиологии был присущ ярко выраженный антропологический характер, поэтому ни один из указанных ученых и их учеников не обошел вниманием
нравственный интенции своих исследований.
Вообще, каждый действительно крупный исследователь в отечественной медицине старался дать этическую интерпретацию своих выводов и открытий.
Интересен в этом отношении пример Амосова (хотя теперь его, вроде бы считают ученым украинским...), не говоря уже о Зильбере, чей замечательный трехтомник («Этика и закон в МКС» и др.), безусловно, является новым словом в отечественной биоэтике.
В то же время, правовая регламентация научных достижений в медицине в тот период, практически, отсутствовала.
Можно возразить, что
[стр. 16]

работы, «зарабатывали» заключения ВТЭК об инвалидности и т.
п.
С другой стороны, имелись нарушения этического характера и в самой медицине.
Распространилось принудительное лечение, особенно в психиатрии и венерологии.
Существовали, несмотря на провозглашенный принцип бесплатного лечения, различные формы нелегальной оплаты медицинских услуг.
На фоне дефицита лекарств процветало взяточничество в фармацевтике.
После «хрущевской оттепели» обнаружившийся интерес к моральным проблемам в медицине не исчез, наоборот, он принял уже институциональные формы.
В этом прежде всего заслуга академика Б.
В.
Петровского (все-таки личность в России — это самая мощная социальная сила).
Он стал инициатором введения курса медицинской деонтологии в вузах, организовал проведение двух всесоюзных конференций по деонтологии (70-е годы) и выпуск двухтомной коллективной монографии «Деонтология в медицине».
А
в 1971 г.
была принята «Присяга врача Советского Союза», которая была основана на положениях клятвы Гиппократа, но конкретно-исторична и ориентирована на фундаментальные ценности данного общественного строя.
В XX в.
непосредственный нравственный смысл приобрели научные исследования в медицине.
И хотя в советское время не принято было полемизировать по поводу этического смысла результатов научных исследований, тем не менее, смысл этот был и в разной форме актуализировался для массового сознания, оказывая непосредственное влияние на развитие практической медицины.
Начиная еще с Сеченова и Павлова, отечественная физиология демонстрировала поразительные успехи.
Впоследствии Мечников, а затем Анохин, продолжая эти традиции, создали принципиально новый образ-человека (не организма, а именно человека) в медицине.
Российской физиологии был присущ ярко выраженный антропологический характер, поэтому ни один из указанных ученых и их учеников не обошел вниманием
нравственные интенции своих исследований.
Вообще каждый действительно крупный исследователь в отечественной медицине старался дать этическую интерпретацию своих выводов и открытий.
Интересен в этом отношении пример Амосова (хотя теперь его вроде бы считают ученым украинским...), не говоря уже о Зильбере, чей замечательный трехтомник («Этика и закон в МКС» и др.), безусловно, является новым словом в отечественной биоэтике.
В то же время правовая регламентация научных достижений в медицине в тот период практически отсутствовала.
Можно возразить, что
сама постановка вопроса о принуждении в науке бессмысленна, а правовая регуляция — это именно принуждение.Но это явно не относится к правилам практического использования достижений науки, которые могут принести вред не только отдельным людям, но и государству в целом.
И здесь оно не может не попытаться защитить себя и своих граждан.
Однако нам представляется, что причина в другом.
Интенсивный рост научного знания в медицине породил первоначально проблему нравственного регулирования.
И только претерпев своеобразную этическую рефлексию, правила научной деятельности смогли стать объектом правового регулирования, и то в самых общих чертах.
Но произошло это уже на следующем этапе развития медицинского права, медицинской морали и здравоохранения в целом — в период формирования и становления Российской Федерации как суверенного государства (1991 г.
— настоящее время).
Современный период развития отечественной медицины — болезненный, смутный, но необходимый, связан с поисками совместимости с мировым здравоохранением при сохранении основных достижений здравоохранения отечественного.
При этом складывающаяся в России

[Back]