|
Западе сделали экономику «базисной» сферой, а ее законы естественноисторическими1. Говоря о традиционалистско-модернистских коллизиях, сотрясающих российский социум, необходимо иметь ввиду, что в условиях России власть выступает в модернистском обличье именно по причине слабости общества, незрелости и несформированности его структур, засилья в повседневной жизни синкретизма (безответственности) в ущерб гражданственности (ответственности). Поэтому апелляция власти к обществу в начальный период очередной новации (модернизации) довольно скоро сменяется самоизоляцией, безразличием к нуждам демоса, что можно считать своеобразным традиционным способом бытия власти. Причем здесь уже не имеет принципиального значения, какой достигнут результат «успех» или «неудача». Таким образом, получается, что в попытке преодолеть «косность» (традиционализм) общественных структур власть, в конечном счете, выступает в роли фундаментального традиционалиста, использующего апробированный веками опыт «работы» с социумом. Модернистская стратегема применительно к России решает задачи не только внутрицивилизациониого развития, но и межцивилизационного взаимодействия (с доминированием западного вектора модернизационного развития). Для страны, занимающей промежуточное цивилизационное положение, решающее значение приобретает соотношение местной (малой) народной традиции и великой цивилизационной. Совпадение великой и малой традиций имеет место в странах, где национальная жизнь протекает под сводами собственной цивилизации, точнее они соотносятся как общее и частное. Россия, будучи «срединной страной» пребывает вне большой традиции Запада и Востока. Поэтому между ее малой и великой Капустин Б.Г. Либеральная идея и Россия (пролегомены к концепции современного российского либерализма) //Куда идет Россия ? Ч. I. М., 1995. С. 419. 100 |
220 зации интерпретационной модели человека, появившейся на Западе и зачастую малопродуктивной (и справедливо отвергаемой!) в иной цивилизационнокультурной среде. Отсюда, например, вытекает посылка, ориентирующая на то, что стоит «дать свободу» человеку (как на Западе), а все остальное «приложится». На самом деле те же экономические законы имеют не гипостазированный (самодовлеющий) статус, а являются продуктом соответствующей цивилизационной, исторической, антропологической «ауры» (инвариантных условий), реализуются не в рамках жестких детерминант, а скорее воплощают результирующий вектор развития, определяемый многими факторами. Как справедливо отмечает Б.Г. Капустин, тезис об универсальности и «базисности» для России продемонстрированных Западом экономических законов требует доказательства, что в России имеются те же или аналогичные им по своему эффекту нравственно-культурно-институциональные факторы, которые на Западе сделали экономику «базисной» сферой, а ее законы естественноисторическими146. ' Говоря о традиционалистско-модернистских коллизиях, сотрясающих российский социум, представляется необходимым сделать следующую ремарку принципиального плана. В условиях России власть (политическая и духовная) выступает в модернистском обличье именно по причине слабости общества, незрелости и несформированности его структур, засилья в повседневной жизни синкретизма (безответственности) в ущерб гражданственности (ответственности). Поэтому апелляция кратоса к обществу в начальный период очередной новации (модернизации) довольно скоро сменяется самоизоляцией, безразличием к нуждам демоса, что можно считать своеобразным традиционным способом бытия власти. Причем здесь уже не имеет принципиального значения, какой достигнут результат «успех» или «неудача». Таким образом, получается, что в попытке преодолеть «косность» (традиционализм) общественных структур власть в конечном счете выступает в роли фундаментального традиционалиста, использующего апробированный веками опыт «работы» с социумом. 146 См.: Капустин Б.Г. Либеральная идея и Россия (пролегомены к концепции современного российского либерализма) //Куда идет Россия ? Ч. I. М., 1995. С. 419. 221 Модернистская стратегема применительно к России решает задачи не только внутрицивилизационного развития, но и межцивилизационного взаимодействия (с доминированием западного вектора модернизационного развития). В этих условиях модернизация материализируется в конфликтах «великой» и «малой» традиций. Для страны, занимающей промежуточное цивилизационное положение, решающее значение приобретает соотношение местной (малой) народной традиции и великой цивилизационной. Совпадение великой и малой традиций имеет место в странах, где национальная жизнь протекает под сводами собственной цивилизации, точнее они соотносятся как общее и частное. Россия, будучи «срединной страной» пребывает вне большой традиции Запада и Востока. Поэтому между ее малой и великой цивилизационной традицией возникают острые конфликты, становящиеся причиной периодических модернизаций147. Модернистская, равно как и традиционалистская парадигмы /стратегемы воплощают импульсацию, придающую динамизм процессам властного структурирования общества, и, несмотря на рецидивы инверсионного характера (когда власть из инициатора реформ превращается в их противника), способствующей их необратимости по достижению определенного исторического рубежа. Атрибутивная дуальная оппозиция «традиционализм-модернизм» задает своего рода «фоновый» режим процессам структурирования общества, которые получают содержательное наполнение в модусных (исторических) стратегемах. 147 См.: Россия: опыт нашюнально-государственной идеологии. М.: Изд-во МГУ, 1994. С. 163-164. 298 российской культуры на две субкультуры, одна из которых воплощала народность (традиционализм), а другая ассоциировалась с элитностью (прогрессом на западноевропейский лад). В условиях России власть (политическая и духовная) выступает в роли модернизатора именно по причине слабости общества, незрелости и несформированности его структур, засилья в повседневной жизни синкретизма (безответственности) в ущерб гражданственности (ответственности). Поэтому апелляция кратоса к обществу в начальный период очередной новации (модернизации) довольно скоро сменяется самоизоляцией, безразличием к нуждам демоса, что можно считать своеобразным традиционным способом бытия власти. В попытке преодолеть «косность» (традиционализм) общественных структур власть в конечном счете выступает в роли фундаментального традиционалиста, использующего апробированный веками опыт «работы» с социумом. Модернистская, равно как и традиционалистская парадигмы/стратегемы воплощают импульсацию, придающую динамизм процессам властного структурирования общества и, несмотря на рецидивы инверсионного характера (когда власть из инициатора реформ превращается в их противника), способствующую их необратимости по достижению определенного исторического рубежа, задавая своего рода «фоновый» режим кратическим импульсам структурирования общества. Исторические (модусные) парадигмы есть конкретно-исторический синтез цивилизационной парадигмы и константной парадигмальной оппозиции «традиционализм модернизм». Как результат этого синтеза на протяжении почти тысячу лет можно проследить генезис, развитие и «демонтаж» исторических политико-культурных парадигм в следующей последовательности: авторитарно-партикулярная парадигма (Киевская Русь); авторитарно-патриархальная парадигма (Московское государство); авторитарно-бюрократическая парадигма (Российская империя); авторитарно-коммунитарная парадигма (советский период); |