Проверяемый текст
Носков Владимир Алексеевич. Политико-культурное развитие российского общества (Диссертация 2001)
[стр. 118]

чрезмерному властному давлению (через искусство, теневую экономику, диссидентство, обращение к религии, юмор и т.д.).
Уместно подчеркнуть в этой связи, что в обществе с развитой политической системой (правовое государство) и
устойчивыми, ставшими доминирующими гражданскими ценностями (частная собственность, свобода, самодеятельность и т.д.) актуализация проблем взаимоотношения общества и власти затрагивает лишь некоторые аспекты политической жизни, которые не являются ключевыми факторами социальнополитического творчества.
Российская же политическая культура в значительной степени «замкнута» именно на диалектику властного начала и социальности (общинножительства), задающую «физиономические черты» общества.
Когда эта диалектика характеризуется оппозицией власти и народа, то это приводит к мучительному переосмысливанию всего ценностно-нормативного каркаса, к переходу от одной политикокультурной парадигмы к другой.
При этом на первый план выходит политический утилитаризм признание ценности деятельности, направленной на вторжении в мир и культуру, но несущей в себе опасность разрушения их элементов.
В переходные периоды утилитаризм становится главным политико-культурным принципом организации общественной жизни.
Это приводит к тому, что в этих условиях власть становится по отношению к обществу не столько упорядочивающей, сколько манипулирующей (создающей иллюзии) силой.
Более того,
власть характеризуется низким уровнем ее упорядочивающего потенциала, в котором причудливо сочетаются обусловленные утилитарным расчетом политические цели развития общества и неопределенные «правила игры», являющиеся неизбежным следствием вмешательства в культурный код общества.
Характеризуя мировоззренческие ориентации людей в период
транзита, В.Тэрнер отмечает, что общинное начало прорывается через 118
[стр. 228]

229 ет в себе потенциал сопротивления чрезмерному властному обучению (underground в искусстве, теневая экономика, диссидентство, обращение к религии, юмору и т.д.) Уместно подчеркнуть в этой связи, что в обществе с развитой политической системой (правовое государство) и укрепившимися, ставшими доминирующими гражданскими ценностями (частная собственность, свобода, самодеятельность и т.д.) актуализация проблематики по линии «коммунитасструктура» преимущественно затрагивает лишь некоторые его фракции (страты), которые в данных условиях выступают скорее как маргинальные, но не как ключевые акторы социально-политического творчества.
Российское же общество в значительной степени определяется диалектикой структуры и коммунитас, задающей его «физиономические черты».
Поэтому победа одной из этих оппозиций затрагивает практически все основные социальные группы, что влечет мучительное переосмысливание всего ценностно-нормативного каркаса.
Причем в этот период перехода от одной стратегемы к другой на первый план выходит утилитаризм как главный структуратор общественной жизни.
Утилитаризм стратегема структурирования общества и переходность состояние транзита последнего в рамках российского цивизационного архетипа неизбежно предполагают друг друга.
Эго приводит к тому, что импульсация логократического (политикокультурного) пространства отрывается от импульсации субстратного (общественного) пространства, т.
е.
не выполняет свою главную функцию быть упорядочивающей силой.
В этих условиях власть становится по отношению к обществу не столько
структурирующей (упорядочивающей), сколько манипулирующей (создающей иллюзии) силой.
Более того,
само пространство власти характеризуется низким уровнем когерентности ее упорядочивающего потенциала, когда причудливо сочетаются обусловленные утилитарным расчетом политические цели структурирования общества и неопределенные «правила

[стр.,229]

230 игры», являющиеся неизбежным следствием вмешательства в культурный код общества.
Характеризуя мировоззренческие ориентации людей в период
перехода, В.Тэрнер отмечает, что «коммунитас» прорывается через щели структуры в лиминальность, через ее окраины в маргинальность, из ее низов в приниженность.
Одновременно это является и характеристикой разной степени готовности к переходу.
Лиминальность, по В.
Тернеру, есть состояние проверки основных ценностей культуры.
«Лиминальные существа ни здесь, ни там, ни то ни се; они в промежутке между положениями, предписанными и распределенными законом, обычаем, условностями и церемониалом.
Поэтому их двусмысленные и неопределенные свойства выражаются большим разнообразием символов в многочисленных обществах, ритуализирующих социальные и культурные переходы».12 13 Переход к новому общественному состоянию характеризуется также нарастанием маргинальности, которая, по мнению В.
Тэрнера, формируется на окраинах структур.
Маргинальность это воплощение профессиональной дезадаптации, утраты корней духовности, безразличия к своим и чужим ценностям, уподобления человека существу, соответствующего характеристике «перекати-поле».
Состояние переходности является одновременно и условием высвобождения энергии обновления общества.
«Лиминальность, маргинальность и низшее положение в структуре, пишет В.
Тэрнер, условия, в которых часто рождаются мифы, символы, ритуалы, философские системы и произведения искусства.
Эти три культурные формы снабжают людей набором шаблонов или моделей, являющихся на определенном уровне периодическими переклассификациями действительности и отношений человека к обществу, природе и культуре»'3.
То, что вчера было периферийным, завтра может стать центральной 12 Тэрнер В.
Указ.
соч.
С.
198.
13 Тэрнер В.
Указ.
соч.
С.
199.

[Back]