|
идентичности российского общества. Этот кризис усугубляется деятельностью правящей элиты по «детрадиционализации» политической культуры общества, что, как показывает политическая практика, не укрепляет в нем ощущение «состояния демоса», а скорее подталкивает к черте, за которой срыв в «состояние охлоса», когда ««социальная одежда» рвется под давлением внутренних сил человеческой природы, являя миру деструктивный, разрушительный в своем неистовстве, социальной бесконтрольности тип человека и общества, в которых он воспроизводится».1 Для обществаохлоса его фундаментальными, опорными конструкциями являются: вопервых, отсутствие (или ослабление) власти закона; во-вторых, принижение ценности морали, освобождение индивида от какой-либо ответственности; в-третьих, редукция социальных связей, социальных регуляторов к ситуативному контексту; в-четвертых, безоглядная вера в вождей (кумиров), перерастающая в ненависть, если они не оправдывают надежд толпы.2 Характеристика российского общества как переходного, «промежуточного», даже «традиционалистского», переживающего «рецидивирующую» или догоняющую, или частичную, или даже «архаичную» модернизацию стала сегодня почти общепризнанной.3 Показательно в связи с этим определение А. Ахиезера, который считает, что «российское общество это общество промежуточной цивилизации. Оно вышло за рамки традиционности, но так пока и не смогло перешагнуть границы либеральной цивилизации».4 В итоге можно говорить о кризисе идентичности российского социума на всех трех 1 Овсянников А. А. Социология катастроф: какую Россию мы носим в себе //Народонаселение. 1999. Ns 3-4.-С. 119. 2 Там же.-С. 119-122. 5 См.: Модернизация в России и конфликт ценностей. М.: ИФРАН, 1994, Наумова Н.Ф. Рецидивирующая модернизация в России: беда, вина, ресурс человечества. М.; Эдиториал УРСС, 1999 и др. 4 Ахиезер А. Российский либерализм перед лицом кризиса //Общественные науки и современность. 1993.-№ 1.-С. 12. 127 |
239 традиций, формирующих жизненный уклад нации. В этой связи убедительной представляется точка зрения, согласно которой, потеря традиционной культуры, без обретения новой, современной, является платой за неорганическую «догоняющую» модернизацию.22 Это свидетельство того, что живой организм социума подвергся изощренному воздействию вируса «детрадиционализации», не укрепляющего, однако, в нем ощущение состояния демоса, а скорее подталкивающего к черте, за которой срыв в состояние охлоса, когда «социальная одежда» рвется под давлением внутренних сил человеческой природы, являя миру деструктивный, разрушительный в своем неистовстве, социальной бесконтрольности тип человека и общества, в которых он воспроизводится».23 Для общества-охлоса его фундаментальными, опорными конструкциями являются: во-первых, отсутствие (или ослабление) власти закона; во-вторых, принижение ценности морали, освобождение индивида от какой-либо ответственности; в-третьих, состояние аномии, т.е. редукция социальных связей, социальных регуляторов к ситуативному контексту; в-четвертых, безоглядная вера в вождей (кумиров), перерастающая в ненависть, если они не оправдывают надежд охлоса.24 Характеристика российского общества как переходного, «промежуточного», даже «традиционалистского», переживающего «рецидивирующую» или догоняющую, или частичную, или даже «архаичную» модернизацию стала сегодня почти общепризнанной.25 Показательно в связи с этим определение А. Ахиезера, который считает, что «российское общество это общество промежуточной цивилизации. Оно вышло за рамки традиционности, но так пока и 12 См.: Федотова В.Г. Модернизация «другой» Европы. М.: ИФРАН, 1997. С. 60. ъ Овсянников А.Л. Социология катастроф: какую Россию мы носим в себе //Народонаселение. 1999. Ха 3-4. С. 119. 24 Там же. С. 119-122. 25 См.: Модернизация в России и конфликт ценностей. М.: ИФРАН, 1994; Наумова Н.Ф. Рецидивирующая модернизация в России: беда, вина, ресурс человечества. М.: Эдиториал УРСС, 1999 и др. |