идентичности, когда «тотем» необходимо защищать от «чужих». Повышение деструктивного потенциала в обществе до опасных пределов есть свидетельство того, что кризис идентичности принимает всеобщий характер, охватывая общество в целом, составляющие его группы и классы, а также личностный уровень бытия. По мнению немецкого философа В. Хесле, сущностью кризиса коллективной идентичности является уменьшение идентификации индивидов с имеющейся реальностью, которую они прежде поддерживали. Причины этого отрицание символов, распад коллективной памяти, представленной традицией, утрата веры в будущее, дисгармония между описательными и нормативными образами себя, прерывистость в истории, несоответствие между представлением культуры о самой себе и ее образами в других культурах, чувство неполноценности относительно более совершенной культуры, кризис идентичности институтов, напрямую связанный с кризисом идентичности поддерживающих их индивидов.* 1 Кризис идентичности проявляется в возрастании конфликтогенного характера общественных связей и коммуникаций, непредсказуемости в долговременной перспективе поведения их участников. Это находит выражение, прежде всего, в реанимации старых стереотипов и ценностей, причем зачастую в архаической смысловой оболочке, будь это образные конструкции «врага» с новыми чертами или же «светлого будущего» с многообещающими перспективами. Возможна и другая форма протекания идентификационного кризиса, а именно, появление у значительных групп людей ощущение «ценностного вакуума» феномена аномии, что особенно зримо проявляется на поведенческом уровне индивидуального и группового бытия: тяготение, зачастую, к агрессивным, радикальным формам деятельности, к асоциальному поведению и деструкции. 1 Хесле В Кризис индивидуальной и коллективной идентичности //Вопросы философии. 1994. X? 10. С. 121 1 См.: Ачкасов В.А. Россия как разрушающееся традиционное общество //Полис. 2001. Х« 3. С. 84-85. 131 |
243 В обществе-демосе национальная идея ненавязчивый реальный регулятор различных сфер его жизнедеятельности, тогда как в обществе-охлосе она становится абстрактным, отстраненным идентификатором, упорядочивающая сила которого слабо коррелируется с реальной общественной практикой, а скорее напоминает тотемное божество, которому нужно время от времени поклоняться. Данное божество может принимать различные облики (содержательные начала), но суть от этого не меняется, ибо индивидуальные и групповые интенции, как правило, находят свое выражение не в созидательной, а в разрушительной активности. Но повышение роли деструктивной импульсации до опасных пределов есть свидетельство того, что кризис идентичности принимает всеобщий характер, охватывая общество в целом, составляющие его группы и классы, а также личностный уровень бытия. По мнению немецкого философа В. Хесле, сущностью кризиса коллективной идентичности является уменьшение идентификации индивидов с имеющейся реальностью, которую они прежде поддерживали. Причины этого отрицание символов, распад коллективной памяти, представленной традицией, утрата веры в будущее, дисгармония между описательными и нормативными образами себя, прерывистость в истории, несоответствие между представлением культуры о самой себе и ее образами в других культурах, чувство неполноценности относительно более совершенной культуры, кризис идентичности институтов, напрямую связанный с кризисом идентичности поддерживающих их индивидов" Кризис идентичности проявляется в возрастании конфликтогенного характера общественных связей и коммуникаций, непредсказуемости в долговременной перспективе поведения их участников. Это находит выражение, прежде всего, в реанимации старых стереотипов и ценностей, причем зачастую в архаической смысловой оболочке, будь это образные конструкции «врага» с 30 30 Хесле В. Кризис индивидуальной и коллективной идентичности //Вопросы философии. 1994. № 10. С. 121 244 новыми чертами или же «светлого будущего» с другими многообещающими перспективами. Возможна и другая форма протекания идентификационного кризиса, а именно, появление у значительных групп людей ощущение «ценностного вакуума» феномена аномии, что особенно зримо проявляется на бихевиоральном (поведенческом) уровне индивидуального и группового бытия, характеризующегося рассогласованностью коммуникативной цепочки «акция реакция». В плане поведения первая группа тяготеет, зачастую, к агрессивным, радикальным формам деятельности, вторая к асоциальному поведению и деструкции. Обе группы, несомненно, представляют «питательную почву» для политического радикализма в нашей стране.31 Идентификации, как правило, институализированы, т.е. связаны с основными социальными институтами, такими как семья, государство, экономика и т.д. и проявляются через соответствие поведенческой активности институциональным требованиям, а также через адекватную реакцию институтов. В условиях же разрушения и радикального изменения общественных институтов экзистенция российского человека характеризуется ощущением своей заброшенности и ненужности обществу и государству. Так, на вопрос: «С кем и в какой степени испытывают чувство общности россияне?» даются ответы, из которых на первом месте (79 %) идет ответ «со своей семьей» и лишь на восьмом месте (27,8 %) «с россиянами».32 Социологические опросы фиксируют резкое падение доверия населения к большинству общественных институтов, прежде всего институтам власти. С 1990г. (генезисная фаза современного утилитаризма) по 1994г. (кризисная его фаза) данные показатели характеризуются следующими цифрами. Доверие к суду уменьшилось с 38,6 до 24,0 %, профсоюзам с 42,8 % до 16,5 %, прокуратуре с 38,5 % до 20,0 %, милиции с 31,8 % до 14,7 %, армии с 55,8 % до 48,0 %, правительству с 42,2 % до 13,6 %. Можно добавить, что за этот же период резко возросло недоверие граждан к политическим пар31 См.: Ачкасов В. А. Россия как разрушающееся традиционное общество //Полис. 2001. № 3. С. 84-85. 32 См.: Свободное слово. Интеллектуальная хроника: 1998-1999. М/. ИФРАН, 2000. С.54. |