Идентификации, как правило, институализированы, т.е. связаны с основными социальными институтами, такими как семья, государство и т.д., и проявляются через соответствие поведенческой активности институциональным требованиям, а также через социальный патронаж институтов. В политико-культурном смысле экзистенция российского человека характеризуется ощущением своей заброшенности и ненужности обществу и государству. Так, на вопрос: «С кем и в какой степени испытывают чувство общности россияне?» были даны ответы, из которых на первом месте (79 %) идет ответ «со своей семьей» и лишь на восьмом месте (27,8 %) «с россиянами»1. Социологические опросы фиксируют резкое падение доверия населения к большинству политических институтов, прежде всего институтам власти. С 1990г. (генезисная фаза современного утилитаризма) по 1994г. (кризисная его фаза) данные показатели характеризуются следующими цифрами. Доверие к судам уменьшилось с 38,6 до 24,0 %, прокуратуре с 38,5 % до 20,0 %, милиции с 31,8 % до 14,7%, армии с 55,8 % до 48,0 %, правительству с 42,2 % до 13,6 %. Можно добавить, что за этот же период резко возросло недоверие граждан к политическим партиям: с 15-20 % до 60-80 %.2 Наиболее зримо проблема идентификации представлена в социологических опросах сравнительного характера. Так, проведенный фондом Эберта и социологическим институтом, возглавляемом М.Горшковым, опрос касался сопоставления трех политических режимов сталинского, брежневского, ельцинского (по 28 параметрам). В результате на первом месте оказался брежневский режим (первое место по 17 позициям), на втором месте сталинский режим (восемь первых мест) и на последнем месте современный режим (3 первых места). Вместе с тем достоинства современного режима весьма значимы для общества. Наличие гражданских и политических свобод в современной России признает 71,7 1 См.: Свободное слово. Интеллектуальная хроника: 1998-1999. М.: ИФРАН, 2002. С.54. 2 См.: Свободное слово. 1999. №8 С. 13-14 132 |
244 новыми чертами или же «светлого будущего» с другими многообещающими перспективами. Возможна и другая форма протекания идентификационного кризиса, а именно, появление у значительных групп людей ощущение «ценностного вакуума» феномена аномии, что особенно зримо проявляется на бихевиоральном (поведенческом) уровне индивидуального и группового бытия, характеризующегося рассогласованностью коммуникативной цепочки «акция реакция». В плане поведения первая группа тяготеет, зачастую, к агрессивным, радикальным формам деятельности, вторая к асоциальному поведению и деструкции. Обе группы, несомненно, представляют «питательную почву» для политического радикализма в нашей стране.31 Идентификации, как правило, институализированы, т.е. связаны с основными социальными институтами, такими как семья, государство, экономика и т.д. и проявляются через соответствие поведенческой активности институциональным требованиям, а также через адекватную реакцию институтов. В условиях же разрушения и радикального изменения общественных институтов экзистенция российского человека характеризуется ощущением своей заброшенности и ненужности обществу и государству. Так, на вопрос: «С кем и в какой степени испытывают чувство общности россияне?» даются ответы, из которых на первом месте (79 %) идет ответ «со своей семьей» и лишь на восьмом месте (27,8 %) «с россиянами».32 Социологические опросы фиксируют резкое падение доверия населения к большинству общественных институтов, прежде всего институтам власти. С 1990г. (генезисная фаза современного утилитаризма) по 1994г. (кризисная его фаза) данные показатели характеризуются следующими цифрами. Доверие к суду уменьшилось с 38,6 до 24,0 %, профсоюзам с 42,8 % до 16,5 %, прокуратуре с 38,5 % до 20,0 %, милиции с 31,8 % до 14,7 %, армии с 55,8 % до 48,0 %, правительству с 42,2 % до 13,6 %. Можно добавить, что за этот же период резко возросло недоверие граждан к политическим пар31 См.: Ачкасов В. А. Россия как разрушающееся традиционное общество //Полис. 2001. № 3. С. 84-85. 32 См.: Свободное слово. Интеллектуальная хроника: 1998-1999. М/. ИФРАН, 2000. С.54. тиям: с 15-20 % до 60-80 % ” Наиболее зримо проблема идентификации (как тяготение к оптимуму) высветляется в социологических опросах сравнительного характера. Так, проведенный фондом Эберта и социологическим институтом, возглавляемом М. Горшковым, опрос касался сопоставления трех политических режимов сталинского, брежневского, ельцинского по 28 параметрам. В результате на первом месте оказался брежневский режим (первое место по 17 позициям), на втором месте сталинский режим (восемь первых мест) и на последнем месте современный режим (3 первых места). Вместе с тем достоинства современного режима весьма значимы. Наличие гражданских и политических свобод в современной России признает 71,7 % респондентов, в то время как наличие их при Сталине характеризуют ответы 1,7 % респондентов, при Брежневе 5,1%; уважение к свободе совести соответственно 32,4 %, 1,9 %, 3.5 %. Наконец, россияне полагают, что современный период дает больше возможностей стать богатым, чем во времена сталинского и брежневского режимов.3* Кризис идентичности затрагивает также проблему оценки прошлого, настоящего и будущего России. Причем, здесь на первый план выходит проблема межпоколенческих различий. Так опросы, проведенные в середине 90-х годов показывают, что 57 % молодых людей в возрасте от 16 до 25 лет считали, что Россия может ориентироваться и на западные, и на традиционные русские ценности и стандарты жизни, в то время как среди представителей среднего поколения в возрасте от 36 до 45 лет таковых было лишь 46 % и еще меньше 27 % их было среди старшего поколения в возрасте свыше 55 лет. Доля же людей, считающих, что Россия должна ориентироваться преимущественно на традиционные русские ценности и стандарты жизни составляла в этих возрастных группах соответственно 32 %, 47 % и 63 %. Межпоколенческие различия сохраняются и в предпочтении ряда важных ценностей символов достойной. * * 245 ” См.: Лапин Н.К. Пути России: социокультурные трансформации. М.: ИФРАН, 2000. С. 126-127. 5-1 См.: Свободное слово. С. 13-14. |