|
по своей воле может посягнуть на жизнь другого человека» выразило в 1990 г. 24 % респондентов, в 1994 г. 27,9 %, в 1998 г. -31,0%1 2. Результаты опросов, по мнению Н.И. Лапина, показывают, что не обнаруживается значимой связи ценности свободы с властью и вольностью. Поэтому, несмотря на рецидивы традиционализма в России продолжается социокультурная трансформация в русле либерализма, т.е. «в сознании большинства россиян преодолено отношение к самим себе как •у к чьим-либо подданным» . Но, как представляется, данный вывод отражает не столько реальную картину развития российского общества, сколько идеально постулированный вектор его бытия. Сам факт наличия значительного числа людей, готовых к совершению ярко выраженного насилия по отношению к другим людям, противоречит канонам классического либерализма, согласно которым консенсус, а не насилие является фундаментальной парадигмой существования и развития общества. Убедительным представляется мнение Б.С. Брасова, который предостерегает от использования термина «либерализм» в условиях России «почти целиком в тех же смыслах, в которых употребляется этот термин в западной и западнической общественной мысли. И вновь выясняется, что эти смыслы и эта эрудиция не имеют отношения к российской действительности. Это зачастую лишь манера рассуждения»3. На специфику понимания либерализма «по-российски» обращает внимание В.М. Межуев: «Почему-то в России люди, заявляющие о себе как о либералах, приходя к власти ведут себя совершенно авторитарным способом, осуществляют революцию и становятся революционерами»4. По сути, аналогичный тезис, но с большим акцентом на учет объективных факторов (например, социо-культурной среды) обосновывает В.Б. 1 Там же.-С. 173-174. 2 Там же .С. 175. 3 Свободное слово: интеллектуальная хроника: 1998-1999. М.: ИФРАН, 2000. С. 252. 1 Там же. С. 250. 155 |
276 тегическом векторе движения общества свободу, власть, вольность (вседозволенность). Если в иерархии 14 ценностей свобода в 1990 г. находилась на 5 месте, то в 1994 г. она поднялась на 4 место, которое сохранилось за ней и в 1998 г. К концу XX века около половины россиян высоко ценят свободу и достойны отношения к себе именно как к свободным гражданам своей страны89 90 91. Власть как ценность занимает стабильно последнее место у россиян: 7,8 % (1990 г.), 15,8 % (1994 г.), 11,3 % (1998 г.). Но нужно подчеркнуть, что это активное меньшинство, рассматривающее власть как возможность оказывать влияние на других. Вольность, или вседозволенность, противоположна ценности власти, ибо если последняя, так или иначе, легитимирована в законах и нормах, то вольность означает отсутствие ограничений для субъективного произвола. Причем, социологические опросы на протяжении 90-х годов показывают рост готовности в обществе оправдать вседозволенность, не смягчая ее «обстоятельствами». Так, свое полное согласие с суждением «Бывают обстоятельства, когда человек сам, по своей воле может посягнуть на жизнь другого человека» выразило в 1990 г. 24 % респондентов, в 1994 г. 27,9 %, в 1998 г. 31,0%". Результаты вопросов, по мнению Н.И. Лапина, показывают, что не обнаруживается значимой связи ценности свободы с властью и вольностью. Поэтому, несмотря на рецидивы и мистификации традиционализма в России продолжается социокультурная трансформация в русле либерализма, т.е. «в сознании большинства россиян преодолено отношение к самим себе как к чьим-либо подданным» 9. Но как представляется, данный вывод отражает не столько реальную картину развития российского общества, сколько идеально постулированный вектор его бытия. Сам факт наличия значительного числа людей, готовых к совершению ярко выраженного насилия по отношению к другим людям, противоречит канонам классического либерализма, согласно которым консен89 См.: Лапин Н.И. Пути России: социокультурные трансформации. М.: ИФРАН, 2000. С. 172. 90 Там же.-С. 173-174. 91 Там же.-С. 175. 277 сус, а не насилие является фундаментальной стратегией структурирования общества. Убедительным представляется мнение Б.С. Брасова, который предостерегает от использования термина «либерализм» в условиях России «почти целиком в тех же смыслах, в которых употребляется этот термин в западной и западнической общественной мысли. И вновь и вновь выясняется, что эти смыслы и эта эрудиция не имеют отношения к российской действительности. Это зачастую лишь манера рассуждения (выделено мной В.Н.)»92. На метаморфозы либерализма «по-российски» обращает внимание В.М. Межуев: «Почему-то в России люди, заявляющие о себе как о либералах, приходя к власти ведут себя совершенно авторитарным способом, осуществляют революцию и становятся революционерами»93. По сути, аналогичный тезис, но с большим акцентом на учет объективных факторов (например, социокультурной среды) обосновывает В.Б. Пастухов: «В России либерализм не укоренен в обществе, а навязан последнему извне. Он изначально «государственный либерализм». Поэтому «либеральное» государство здесь существует в нелиберальной среде. То, что должно быть итогом, либеральная власть, является в России началом. То, что должно быть началом, либеральное общество, является в России концом».9*1 А.С. Панарин подчеркивает, что «постклассический либерализм, в отличие от его классических форм, связанных с гражданской самодисциплиной и самодеятельностью, потакает наиболее вероятным состояниям под предлогом снятия авторитарных барьеров и ограничений. Но наиболее вероятным состоянием, как доказал Н. Винер, является хаос. Постклассический либерализм и стал идеологией своекорыстно используемого политического, экономического и морального хаоса. Все, что препятствует соскальзыванию в этот хаос, с порога отвергается нашими либералами как проявление авторитаризма, национал-патриотизма и протекционизма»95. 92 Свободное слово: интеллектуальная хроника: 1998-1999. М.: ИФРАН, 2000. С. 252. 93 Там же. С. 250. S4 Пастухов В.Б. Конец русской идеологии (Новый курс или новый Путь?) // Полис. 2001. Ka I. С. 60. 95 Панарин А.С. Гипотеза инверсионного взрыва //Запад-Россия: культурная традиция и модели поведения. М.: Московский общественный научный фонд, 1998. С. 81-82. |