|
общества на основе авторитарно-рыночной политико-культурной парадигмы. Утилитаризм в авторитарной оболочке характеризуется неспособностью и нежеланием сил, регулирующих политическое бытие России вбрасывать в общество «высшие смыслы», будь это реализация идеалов социальной справедливости, «светлого будущего» и т.д. Власть, таким образом, становится технической, пытающейся представить себя как «специалиста», управляющего обществом, а не как «мудрого правителя», заботящегося о благополучии своих подданных. Однако, не получая мощных метафизических импульсов со стороны власти, российский социум, изначально пораженный синкретизмом, в этих условиях ограничивается задачами своего физического выживания он становится демаркированным, т.е. дезориентированным, потерявшим свой «соционим», свое «название». В то же время соборный синкретизм ищет «высшие смыслы» и, не получая их со стороны власти, ставит под сомнение актуализированную на данный исторический момент форму ее бытия. В итоге власть и общество тяготеют к самозамыканию, т.е. состоянию, получившему в научной литературе название «негативного консенсуса». Здесь ведущую роль играют не созидательные, а апологетические интенции стремление каждого актора ограничить свою активность защитой своего ценностного поля от вторжения другого актора, ставшего «чужим». В данный исторический момент, следовательно, актуализируется задача власти культивировать позитивный консенсус в обществе, «привязывать» демократические ценности к цементирующему «смысловому ядру» политической культуры России. Этим ядром может стать ценность социальной справедливости при одновременном признании ценностей, защищающих эффективную жизнедеятельность как социума в целом, так и отдельной личности. Таким образом, речь идет о «запуске» авторитарно-консенсусной парадигмы как естественного, 179 |
235 мой легитимации, которая затрагивает не только ее «продукт» рыночные реформы, призванные коренным образом изменить российское общество, но и ее саму как инициатора данных реформ, когда «эйфория приступа к обновлению страны, расчет на быстрые успехи, нетерпеливость ожиданий стали сменяться разочарованием и горечью от явных и скрытых провалов, ошибок и потерь».17 Массовый энтузиазм и поддержка, исходящая от синкретического общества и умело «приватизированная» властью (фаза интеграции), сменяется разочарованием, недовольством, скепсисом по отношению к технической власти (фаза легитимации). Глубинные культурологические основы подобных импульсационных (мотивационных) метаморфоз российского общества следует искать в том, что претензии к власти заключаются в ее неспособности вбрасывать «высшие смыслы» в общественное сознание, направлять его энергетику по «нужному пути» реализации идеалов социальной справедливости. Не получая мощных метафизических (смыслонесущих) импульсов со стороны власти, российское общество, изначально пораженное синкретизмом, в этих условиях ограничивается задачами своего физического выживания оно становится демаркированным, т.е. дезориентированным, потерявшим свой соционим, свое «название» обществом. В то же время соборный синкретизм взыскует «высшие смыслы», и не получая их со стороны власти, ставит под сомнение актуализированную на данный исторический момент форму ее бытия. Проблема легитимации становится доминирующей, определяющей все стороны интеракции власти и общества. Октябрьская «встряска» 1993 г. явилась фактологической канвой, внешним политическим выражением данной проблемы, имеющей архетипические основания в жизнедеятельности российского социума. Его избыточная энергия получила мощный выброс, а оставшаяся заключена В прокрустово ложе «правил игры» перешедшей в кризисную фазу 17 Топорнин Б.Н. Сильное государство объективная потребность времени// Вопросы философии, 2001. №7.С. 4. 302 В конечном счете это оборачивается глубокими ценностно-смысловыми разломами российского цивилизационного топоса, когда прерывается «времен связующая нить», усиливается антагонизм между необходимостью упорядочивания общественной инициативы и ее раскрепощения на основе инновационных подходов. Можно сказать, что в России с начала 90-х годов доминирующей становится авторитарно-утилитарная тенденция, суть которой заключается в том, что произошел откат/отказ от предшествующих исторических наработок властного творчества и довольно отчетливо просматривается тенденция все «начать с нуля». Причем, речь идет не просто о радикальном разрыве с предшествующей исторической (модусной) стратегемой, но со стратегемой цивилизационного (архетипического) плана: утилитарно продекларированная цель состоит в «приобщении» к ценностям либеральной суперцивилизации. Утилитаризм в данный период приобретает статус исторического (продолжительного во времени) способа структурирования российского общества. Поэтому здесь господствует логика, определяющая любой исторический вариант (стратегему) и подразумевающая последовательное прохождение в ходе ее развития трех фаз генезисной (интегрирующей), пролонгирующей (легитимирующей) и кризисной (идентификационной). Утилитаризм в авторитарной оболочке (и в этом специфика современного этапа цивилизационного бытия России) характеризуется неспособностью и нежеланием сил, отвечающих за упорядочивающую функцию вбрасывать в общество «высшие смыслы», будь это реализация идеалов социальной справедливости, «светлого будущего» и т.д. Власть, таким образом, становится технической, пытающейся сконструировать свой имидж как «специалиста», управляющего обществом, а не как «мудрого правителя», заботящегося о благополучии своих подданных. Однако, не получая мощных метафизических импульсов со стороны власти, российский социум, изначально пораженный синкретизмом, в этих условиях ограничивается задачами своего физического выживания он становится 303 демаркированным, т.е. дезориентированным, потерявшим свой соционим, свое «название». В то же время соборный синкретизм взыскует «высшие смыслы» и, не получая их со стороны упорядочивающей силы, ставит под сомнение актуализированную на данный исторический момент форму ее бытия. В итоге власть и общество тяготеют к самозамыканию, т.е. состоянию, получившему в научной литературе название «негативного консенсуса». Здесь ведущую роль играют не созидательные, а апологетические интенции стремление каждого актора ограничить свою активность защитой своего ценностного поля от вторжения другого актора, ставшего «чужим». По сути происходит разрыв между импульсацией логократического (политикокультурного) и субстратного (социоментального) пространств, что чревато расколом российского цивилизационного топоса на отдельные локусы. Осуществленный автором анализ позволяет прийти к выводу, что гипостазированная власть и синкретическое общество, будучи ключевыми акторами цивилизационной (архетипической) стратегемы в рамках каждого исторического варианта ее реализации претерпевают глубокую трансформацию, определяющую в решающей степени их природу и характер взаимодействия: кратолизированное общество абсолютно доминирует над номинальной властью, являясь главным творцом «правил игры» (авторитарно-партикулярная стратегема, киевский период); идеологизированное общество находится в состоянии относительного равновесия с сакральной властью, временами уступая ей, как, например, в царствование Ивана Грозного, а временами, как в Великую Смуту добиваясь реванша (авторитарно-патриархальная стратегема, московский период); политизированное общество переходит в подчинение (само)державной власти, сохраняя автономию на низовом (община, земства) уровне (авторитарно-бюрократическая стратегема, петербургский период); социализированное общество попадает в полное подчинение тотальной (партийно-государственной) власти, что приводит к атрофированию потенциала его самоорганизации, самоструктурирования (авторитарно-ком |