|
организации общества лежат два принципа матрицентрический (матриархальный) или патрицентрический (патриархальный). Ссылаясь на И. Бахофена и Л. Г. Моргана, он подчеркивал, что центральной фигурой первого является мать, а принципом — безусловная любовь. Поэтому материнскую любовь нельзя заслужить хорошим поведением, как впрочем, нельзя и потерять ее. Материнская любовь есть милосердие и сострадание, тогда как отцовская любовь воплощает справедливость, ибо она зависит от достижений ребенка и его хорошего поведения. Любовь отца можно потерять, но ее можно вновь заслужить раскаянием и смирением. Эти полюса — женский-материнский и мужской-отцовский соответствуют, по мнению Фромма, психологическим началам в человеке, замыкающимся на милосердии и справедливости, что рождает его самое глубокое желание добиться такого синтеза, в котором они не только утратили бы взаимный антагонизм, но и дополняли и оттеняли бы друг друга1. С точки зрения Э. Фромма, произошедшая в Северной Европе Реформация установила чисто патриархальную форму христианства, когда на основе лютеранства был исключен материнский элемент из церкви. Закономерным следствием этого стало появление «индустриальной религии». Это означало, что в рамках патриархального западного христианства деятельность индивида приобрела «рыночный характер», ибо главным критерием ее одобрения со стороны общества стал труд, функционально выступающий как самоценность2. Западный менталитет, таким образом, был «переналажен» в сторону того, что можно оценить (измерить) с помощью объективных показателей, таких, например, как производительность, эффективность, объем труда и т.д. Напротив, российское общество, оказавшееся уже в начапе своего генезиса под жестким прессом государства, востребовало такой ментальный антураж, который строился вокруг социального типажа 1 См.: Фромм Э. Иметь или быть? M.: Прогресс. 1990. С. 150-151 2 См.: Фромм Э. Указ. сон. *С. 151-152. |
134 их тотальное слияние: восприятие мира осуществляется на основе причудливого синтеза активизма и фатализма, светского и религиозного моментов, понимания и переживания. Коммунитаризм есть результат этого слияния симбиоз «Мы», в котором аккумулирована энергетика «Оно» и «Сверх-Я», подчиняющая активность «Я», формирующая восприятие действительности через призму «общей судьбы», перекладывания ответственности на «мир» (социум). В то же время коммунитарный традиционализм на российской почве воспроизводит не только общество в ипостаси «структуры», но и иерархический порядок, ориентированный патрицентрически. В связи с последним моментом возникает необходимость рассмотреть психологические основы социального структурирования, поскольку они не только берут свое начало в историческом архаическом обществе, но и имеют архетипическую природу. Основоположник неофрейдизма Э. Фромм утверждал, что в основе организации общества лежат два принципа матрицентрический (матриархальный) или патрицентрический (патриархальный). Ссылаясь на И. Бахофена и Л. Г. Моргана, он подчеркивал, что центральной фигурой первого является мать, а принципом безусловная любовь. Поэтому материнскую любовь нельзя заслужить хорошим поведением, как впрочем, нельзя и потерять ее. Материнская любовь есть милосердие и сострадание, тогда как отцовская любовь воплощает справедливость, ибо она зависит от достижений ребенка и его хорошего поведения. Любовь отца можно потерять, но ее можно вновь заслужить раскаянием и смирением. Эти полюса женский-материнский и мужской-отцовский соответствуют, по мнению Фромма, психологическим начатам в человеке, замыкающимся на милосердии и справедливости, что рождает его самое глубокое желание добиться такого синтеза, в котором они не только утратили бы взаимный антагонизм, но и дополняли и оттеняли бы друг друга31. С точки зрения Э. Фромма, произошедшая в Северной Европе Реформация установила чисто патриархальную форму христианства, когда на основе лютеранства был эли31 См.: Фромм Э. Иметь или быть? М.: Прогресс, 1990. С. 150-151 135 минирован материнский элемент в церкви. Закономерным следствием этого стало появление «индустриальной религии». Это означало, что в рамках патриархального западного христианства деятельность индивида приобрела «рыночный характер», ибо главным критерием ее одобрения со стороны общества стал труд, функционально выступающий как самоценность32. Западный менталитет, таким образом, был «переналажен» в сторону того, что можно оценить (измерить) с помощью объективированных показателей, таких, например, как производительность, эффективность, объем труда и т.д. Напротив, российское общество, оказавшееся уже в начале своего генезиса под жестким прессом государства, востребовало такой ментальный антураж, который центрировался вокруг социального типажа «служаки», а не «трудоголика». Поэтому главные критерии самоопределения человека в мире были окрашены в субъективированные тона, т.е. ориентировали на постоянную соотнесенность индивидуального «Я» с силой (властью), возвышающейся над ним и выносящей применительно к нему свой вердикт. Отсюда вытекает следующее фундаментальное различие: западный менталитет подчеркивает самодостаточность (мужское начало) отдельной личности, тогда как для российской ментальности важна включенность (женское начало) личности в другие общественные структуры, растворение в них своего «Я». В итоге формируется женско-материнская природа российской ментальности («российской Анимы»), когда все и вся оценивается не в физических (измеряемых категориях), а в понятиях метафизики, ибо здесь, прежде всего, важно прочувствовать окружающий человека природный и социальный космос и осуществить «подстройку» к его запросам и требованиям. Согласно КТ. Юнгу, Анима (от латинского anima душа) есть один из персонифицированных природных архетипов фигура колдовского женского существа, носитель чувственных влечений и предосудительных фантазий. Будучи «архетипом жизни» Анима консервирует в себе древнейшие пласты истории человечества, что, впрочем, не исключает ее пластичности (изменчивости) как образа, являюще32 См.: Фромм Э. Указ. соч. С. 151-152. |