|
Российская ментальность, как можно заметить, соответствует дюркгеймовскому типу механической солидарности, скрепляющей социум, а западная ментальность соотносима с его органическим типом. «Внутреннее» (коммунитарно-экстремистско-феминистскоаксиологическое) и «внешнее» (механическое) в совокупности составляют фундаментальное пространство российской цивилизации, являя своего рода его архетипическую характеристику, которая находит свое квинтэссированное выражение в политической культуре в виде ее цивилизационно-архетипической парадигмы авторитаризме, порождающем монологическую (рассогласованную) интеракцию «власти» (активизма) и «общества» (реактивности). Этот авторитарный архетип коренится в российской архаике, получившей определенную дозу цивилизационного (культурного) «облучения», ставшая вследствие этого «респектабельным», модифицированным феноменом (формально «как у всех»: государство, социальные предписания, нормативы, регуляторы и т.д.). «Наследием» архаики является, например, фетиш российской политической культуры идеал справедливости. Это не отвлеченная, пустая абстракция, а материалистический идеал первобытного общинного устройства. Этот архаизм, преломившись через историческую «уравнительную» традицию, лег в основу политических мифов о будущем. Содержательно российское общественное сознание структурировано так, что «базисные ценности» — порядок, закон, благосостояние, мир, добродетель интегрированы в идеал справедливости, получают «добро» на существование только будучи соотнесенными с ним. Сознание, таким образом, морализировано, но не в качестве «высокой», а скорее в качестве «почвеннической», «популистской» морали.1 Другим проявлением архаического в России является традиционная персонификация государства одна из глобальных идей политического См.: Бердяев Н А. Судьба России. М,: ФО СССР, 1990.-С. 128. 75 |
142 Российская ментальность, как можно заметить, релевантна дюркгеймовскому типу механической солидарности, скрепляющей социум, а западная ментальность соотносима с его органическим типом. «Внутреннее» (коммунитарно-экстремистско-феминистско-аксиологическое) и «внешнее» (механическое) в совокупности составляют фундаментальное пространство российской цивилизации, являя своего рода его архетипическую характеристику, которая в свою очередь, требует соотнесения с аналогичной характеристикой «сквозного» пространства политико-культурного. «Фундаментальная» и «сквозная» составляющие цивилизационного пространства находятся в отношениях органической взаимозависимости, соответственно, как «субстрат», который нуждается в оформляющей, оживляющей силе и «логос», предполагающий сферу приложения своих упорядочивающих энергий. Попытка определить фундаментальные архетипы (каркас) политикокультурного бытия российского социума сопряжена с выявлением его архаической природы. Как уже отмечалось выше, глубинным архетипическим основанием политико-культурной (упорядочивающей) импульсации российского цивилизационного топоса является авторитаризм, порождающий монологическую (рассогласованную) интеракцию «власти» (активизма) и «общества» (реактивности). Однако авторитарный архетип в свою очередь черпает силы, получает импульсы, благодаря «завязанности» на архаических истоках, коренящихся в порах общественного организма. В этой связи авторитаризм это архаика, получившая определенную дозу цивилизационного (культурного) «облучения», ставшая вследствие этого «респектабельным», модифицированным феноменом, облаченном в броню социальных предписаний, нормативов, регуляторов и т.д. Нидерландский историк культуры И. Хейзинга отмечал, что архаической стадии культуры соответствовало антитетическое и антагонистическое устройство общества, а весь мыслительный мир такого общества организован по противоположностям этой дуалистической структуры. Дуализм племенной орга 144 заться излишне прямолинейным, так как и дикарь знал, что скрывается под масками ритуальных злых духов. Однако историческая практика свидетельствует, что традиционно-архаическое общество и в современных условиях может впадать в транс по случаю очередного «поиска ведьм».43 Другим «наследием» архаики является фетиш российской политической мысли идеал справедливости. Это не отвлеченная, пустая абстракция, а материалистический идеал первобытного общинного устройства. Этот архаизм, преломившись через историческую «уравнительную» традицию, лег в основу политических мифов о будущем. Содержательно российское общественное сознание структурировано так, что «базисные ценности» порядок, закон, благосостояние, мир, добродетель интегрированы в идеал справедливости, получают «добро» на существование только будучи соотнесенными с ним. Сознание, таким образом, морализировано, но не в качестве «высокой», а скорее в качестве «почвеннической», «популистской» морали.44 Традиционное сознание российского общества сохранило архаическую особенность олицетворения неодушевленного, бестелесного. Примитивномистическому, «ребячливому» общественному сознанию легче понять явление, если его мысленно упростить путем прямой персонификации, тем более, что обычная социальная практика направляла сознание на этот путь. В России традиционно персонифицирована идея государства одна из глобальных социальных идей политического сознания. Поэтому государство воплощает и лидера, и власть, а патриотизм лояльность и любовь к главе государства. Но «оживление», персонификация государства, отождествление его с официальным лидером означает лишение лидера права быть личностью, так как конкретный образ его просто не имеет значимости для традиционного российского общественного сознания. Российский лидер есть символ, своего рода ритуальный знак, абстрактно-обобщенный образ, примитивно антропоморфирующий идеи, обозначающие те силы страха и робких надежд, которые довлели 43 См.: Щербинина Н.Г. Указ. соч. С. 128-131. 44 См.: Там же.-С. 128. |