|
диада становится специфически-особенным, характеризующим определенный цивилизационно-государственный ареал, а затем «единичным», актуально-уникальным, замыкающимся на характеристике конкретно-исторического этапа развития данного цивилизационногосударственного образования. Политико-регулятивные механизмы России всегда испытывали на себе воздействие двух резко поляризованных парадигм. Одна из них была направлена на сохранение существующего статус-кво или на возврат к прошлому в соответствии с национально-религиозной спецификой. Эту тенденцию можно определить как традиционалистскую. Другая тенденция модернистская воплощала парадигму обновления государства и общества. На уровне философской и научной рефлексии коллизии между традиционализмом и модернизмом выступают как борьба западников и славянофилов, обновленцев и охранителей, оказавшая существенное влияние на духовную жизнь российского общества1. Кстати, традиционализм сам по себе (с точки зрения его реальной динамики) уже воплощает определенное противоречие (что гносеологически важно для понимания диады «традиционализммодернизм»), сводящееся к тому, что динамичность традиции представлена взаимодействием надындивидуального нормативного канона и его импровизационного воспроизведения индивидом, что можно воспринимать как своего рода «модернизм», гак как символическая вариативность, избыточность традиции предполагает, что актуальный хозяин, присвоивший содержащийся в ней опыт, должен, чтобы практически его использовать, каждый раз как бы изобретать его заново2. По сути, это равнозначно воспроизведению политического опыта, присутствующего в национальной традиции, в современной 1 См.: Сухое А Д. Столетняя дискуссия: западничество и самобытность в русской философии. М.: ИФРАН -1998. 2 См.: Румянцев О К Диалектическая телеология. М.: РИК. 1998. С, 10. 81 |
202 «единичным» (актуально-уникальным), замыкающимся на характеристике конкретно-исторического этапа данного цивилизационно-государственного образования. Регулятивные механизмы России всегда испытывали на себе воздействие двух резко поляризованных общественно-политических стратегем. Одна из них была направлена на сохранение существующего статус-кво или на возврат к прошлому в соответствии с национально-религиозной спецификой. Эту' тенденцию можно определить как традиционалистскую. Другая тенденция модернистская воплощала стратегему обновления государства и общества, носителями которой являлись приверженцы их радикального переустройства представители дворянства, политической и интеллектуальной элиты, разночинной интеллигенции. На уровне философской и научной рефлексии коллизии между традиционализмом и модернизмом выступают как борьба западников и славянофилов, обновленцев и охранителей, занявшая целое столетие (с 1839 по 1939 годы) и оказавшая существенное влияние на духовную жизнь российского общества"*. Традиция сама по себе с точки зрения ее динамики уже воплощает данное противоречие, сводящееся к тому, что динамичность традиции представлена взаимодействием надындивидуального нормативного канона и его импровизационного воспроизведения индивидом. Символическая вариативность, избыточность традиции предполагает, что актуальный хозяин содержащегося в ней исторического опыта должен, чтобы практически его использовать, каждый раз как бы изобретать его заново108 109. По сути, это равнозначно воспроизведению исторического опыта, присутствующего в национальной традиции, в современной (модернистской) оболочке. По мнению В.В. Ильина и Л.С. Ахиезера, проблема власти и народа становится острой с начала модернизации. Власть на разных этапах использует 108 См.: Сухов АД. Столетняя дискуссия: западничество и самобытность в русской философии. М.: ИФРАН 1998. 109 См.: Румянцев О.К. Диалектическая телеология. М.: РИК, 1998. С. 10. 297 ножительству как апробированному многими веками способу обустройства общественной жизни; в-третьих, традиционно острое восприятие проблемы социальной справедливости; в-четвертых, стихийный демократизм (с вечевым акцентом), принимающий в «окончательном варианте» форму либо беспредельной вольницы (анархии), либо сверхбюрократизации (тотальной регламентации) общественной жизни; в-пятых, тяготение к этикоцентризму и, как следствие этого, правовой нигилизм, пренебрежительное отношение «верхов» и «низов» к праву как универсальному регулятору важнейших сфер общественного и индивидуального бытия. Надисторический (атрибутивный) уровень политико-культурного развития российского общества воплощен в котрадикции «традиционализммодернизм». Регулятивные механизмы России всегда концентрированно воплощались в двух резко поляризованных общественно-политических стратегемах. Одна из них была направлена на сохранение существующего статус-кво или на возврат к прошлому в соответствии с национально-религиозной спецификой (традиционализм), а другая модернистская воплощала импульсы обновления государства и общества, носителями которой являлись приверженцы радикального переустройства социальной жизни представители политической и интеллектуальной элиты, интеллигенция. Традиционализм в рамках российского цивилизационного топоса бытийствует преимущественно в форме реакции на попытки кратоса (политической и духовной власти) «перепрограммировать», «переналадить», «пришпорить» и т.д. сложившийся естественно-историческим путем способ (парадигму) властного структурирования общества. Правящей элитой России на протяжении многих веков задействована традиция «внесения» определенных культурных ориентиров в народ «сверху» (введение христианства, вестернизация уклада жизни при Петре I, попытки современных реформаторов России «приобщить страну к мировой цивилизации» и т.д.). Но каждый подобный «вброс» вызывал реакцию отторжения, был чреват традиционалистским взрывом с одним результатом «расколом» |