Проверяемый текст
Носков Владимир Алексеевич. Политико-культурное развитие российского общества (Диссертация 2001)
[стр. 85]

интенцию выхода за рамки отдельных сообществ с целью выявления, прояснения того непреходящего (субстанционального), что придает единство данному обществу.
Это позволяет говорить о цивилизаторской функции «большой традиции», которая выступает в ипостаси «высшей метафизики», с помощью которой дается объяснение «социальной физики» стереотипно запрограммированной духовно-практической активности
народных низов («почвы»).
Если малая традиция имеет естественный характер, являющийся результатом социализации ее носителей, то «большая традиция» воплощает рафинированные образцы (способы)
властной организации общества.
Таким образом, традиционализм раскалывается на упорядочивающую мощь «власти» («большая традиция») и стихийную силу «общества» («малая традиция»).
Будучи взаимосвязанными друг с другом, данные разновидности
традиционализма образуют противоречивое единство.
Традиционализм как самодостаточный феномен становится возможным при условии, что идеи, импульсы, побуждения и т.д., исходящие от
власти («большой традиции») не противоречат константным представлениям демоса («малой традиции»), а, накладываясь на них, приобретают качество верований.
Но для этого необходимо, как отмечает С.
Московичи, чтобы они нашли отклик в памяти народа1.

При рассогласовании же властной и социумной энергетики самодостаточный традиционализм трансформируется в реагирующий (реактивный) тип своего бытия.
Более того, традиционализм наиболее ярко,
очевидно проявляется именно как реакция общества на экспансионизм модернизационного плана (по Р.
Арону).
Это своего рода ответ общественных структур на «инновационный зуд»
власти.
Инновация в данном контексте сродни модернизации, исходящей от сил.

1 См.: Московичи С.
Век толп.

Исторический трактат по психологии масс.
М.: Центр психологии и
психотерапии, 1996.-С.
155.
85
[стр. 205]

206 врожденные представления, вытекающие из векового опыта устной традиции и народной памяти (Э.
Шилз); менталитет, психический склад, самообучающаяся культура народа, основывающаяся на его опыте (Э.
Томпсон); социокультурные стереотипы, образованные совокупностью схем поведения, взятых на историческом фоне (Э.
Сепир); трансформировавшиеся естественным путем благодаря социализации и мифологии человеческие инстинкты (А.А.
Овсянников).
«Большая традиция» производится и воспроизводится рефлексирующим меньшинством (интеллектуальной элитой), являя собой интенцию выхода за рамки отдельных сообществ (локалов) с целью выявления, прояснения того непреходящего (субстанционального), что придает единство данному обществу.
Это позволяет говорить о цивилизаторской функции «большой традиции», 'которая выступает в ипостаси «высшей метафизики», с помощью которой дается объяснение «социальной физики» стереотипно запрограммированной духовно-практической активности
«почвы» (народных низов).
Если малая традиция имеет естественный характер, являющийся результатом социализации ее носителей, то «большая традиция» воплощает рафинированные образцы (способы)
структурирования общества.
Таким образом, импульсация традиционалистского бытия раскалывается на упорядочивающую мощь «власти» («большая традиция») и стихийную силу «общества» («малая традиция»).
Будучи взаимосвязанными друг с другом, данные разновидности
традиционалистской импульсации образуют противоречивое единство.
Традиционализм как самодостаточный феномен становится возможным при условии, что идеи, импульсы, побуждения и т.д., исходящие от
кратоса (большой традиции) не противоречат константным представлениям демоса (малой традиции), а, накладываясь на них, приобретают качество верований.
Но для этого необходимо, как отмечает С.
Московичи, чтобы они нашли отклик в памяти народа1
113 * 113 См.: Московичи С.
Век толп.

Истор1гсеский тракт по психологии масс.
М.: Центр психологии и
ncifxoTCpaпии, 1996.-С.
155.


[стр.,206]

207 При рассогласовании же кратической и социумной энергетики самодостаточный традиционализм трансформируется в реагирующий (реактивный) тип своего бытия.
Более того, традиционализм наиболее ярко,
зримо, очевидно проявляется именно как реакция общества на экспансионизм модернизационного плана (Р.
Арон).
Это своего рода ответ общественных структур на «инновационный зуд»
кратоса.
Инновация в данном контексте сродни модернизации, исходящей от сил,
представляющих «большую традицию», и продуцирующей острый кризис идентичности в рамках «малой традиции».
Проблема модернизации получила отражение в обширной литературе.
Подытоживая ее содержание, П.
Штомпка показал, что понятие «модернизация» используется в трёх значениях: 1) как синоним всех прогрессивных социальных изменений, когда общество движется вперед соответственно принятой шкале улучшений; 2) как комплекс социальных, политических, экономических, культурных и интеллектуальных трансформаций, происходивших на Западе с XVI в.
и достигших своего апогея в XX в.
в облике современного общества (modernity); 3) как обозначение усилий отсталых или слаборазвитых обществ, стремящихся двигаться от периферии к центру современного общества, по тем или иным рецептам.
Концепции модернизации используют термин «модернизация» в последнем, узком смысле.
Разработанные в 50-60-х годах XX в., они, по оценке П.
Штомпки, не выдержали исторической критики.
Но сама идея модернизации возродилась в 80-х годах в виде теорий неомодернизации и постмодернизма, в связи с намерением постсоциалистических обществ «войти» или «вернуться в современный западный мир»119.
По своей сути модернизация являет собой трансформацию, т.е.
качественное изменение механизма социокультурного воспроизводства.
При этом социокультурный организм переходит от воспроизводства всего универсума сакрализованной традиции к воспроизводству по существенно иной модели.
Во всех срезах, на всех направлениях социального бытия воспроизводство пере119 См.: Штомпка П.
Социология социальных изменений.
М.: Аспект-Пресс, 1996.
С.170-181.

[Back]