|
«современности» как определенному жизненному стилю стала ценностью, которую пытались реализовать, либо контр-ценностью, которую следовало отвергнуть, либо искоренить1. Поэтому модернизм становится тождественным эпохе или стилю, сомкнувшись с проблемой самоидентификации, выбором адекватной модели цивилизационного развития. Будучи относительно молодым, термин «модернизм» отражает фундаментальную общественную интенцию, появившуюся гораздо раньше и сформировавшую универсальную парадигму, являющуюся альтернативой традиционализму в структурировании цивилизационного топоса. Применительно к России модернизация на протяжении почти трех столетий означает приобщение к «значимому другому» западному опыту существования и развития общества. Данный ориентир становится искушением для российских государственных структур (в определенные исторические периоды времени) и части интеллектуальной элиты (западников, русских либералов и т.д.). Несмотря на то, что модернизация в условиях России носит не имманентный, а индуцированный (порожденный внешними факторами) характер, нельзя сказать, что каждая историческая попытка ее осуществления проходит бесследно. По мнению Н.Ф. Наумовой, модернизация представляет собой специфическое, самостоятельное состояние социальной системы, имеющее свою логику и механизмы. Именно здесь формируются те новые установки и стереотипы поведения, которые кажутся временными и легко корректируемыми, а л оказываются стратегически ориентированными и «непробиваемыми» . Такое отношение к модернизации и переходным периодам созвучно идеологии современной науки, которая «связывает сложность, как фактор 'Федорова М.М. Модернизм и антимодернизм во французской политической мысли XIX века. М.: ИФРАН, 1997.-С. 4. 2 См.: Наумова НФ Рецидивирующая модернизация в России: беда, вина, ресурс человечества. М.: Эдиториал УРСС, 1999.-С.9. 89 |
210 pyio следовало отвергнуть, либо искоренить125. Поэтому модернизм становится тождественным эпохе или стилю, сомкнувшись с проблемой самоидентификации, выбором адекватной модели цивилизационного различия. Будучи относительно молодым, термин «модернизм» отражает фундаментальную общественную интенцию, появившуюся гораздо раньше и сформировавшую универсальную парадигму, являющуюся альтернативой традиционализму в структурировании цивилизационного топоса. Применительно к России модернизация на протяжении почти трех столетий означает приобщение к «значимому другому» западному опыту властного структурирования общества. Данный ориентир становится искушением для российских государственных структур (в определенные исторические периоды времени) и части интеллектуальной элиты (западников, русских либералов и т.д.). Несмотря на то, что модернизация в условиях России носит не имманентный (внутренне обусловленный), а индуцированный (порожденный внешними факторами) характер, нельзя сказать, что каждая историческая попытка ее осуществления проходит бесследно. По мнению Н.Ф. Наумовой, модернизация представляет собой специфическое, самостоятельное состояние социальной системы, имеющее свою логику и механизмы. Именно здесь формируются те новые установки и стереотипы поведения, которые кажутся временными и легко корректируемыми, а оказываются стратегически ориентированными и «непробиваемыми»126 127. Такое отношение к модернизации и переходным периодам созвучно идеологии современной науки, которая «связывает сложность, как фактор неопределенности, не со свойствами, «составом», «материей» развивающихся систем, а с их динамикой, развитием, состоянием»'27. Вместе с тем в научной литературе имеет место точка зрения, акцентирующая внимание на эвристической ограниченности понятия «модернизация» 125 Федорова М.М. Модернизм и антимодернизм во французской политической мысли XIX века. М.: ИФРАН, 1997.-С. 4. 126 См.: Наумова Н.Ф. Рецидивирующая модернизация в России: беда, вина, ресурс человечества. М.: Эдиториал УРСС, 1999.-С. 9. 127 Там же.-С. 5. |