Проверяемый текст
Носков Владимир Алексеевич. Политико-культурное развитие российского общества (Диссертация 2001)
[стр. 95]

и, вместо непривычной демократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру, более схожую со старым царизмом»'.
Принимая во внимание религиозность русской души, большевистский режим «воспользовался русским мессианизмом, всегда остающимся, хотя бы в бессознательной форме, русской верой в особые пути России»*
2.
Если исходить из того, что Октябрьская революция воплощает традиционалистский взрыв, то можно сказать,
что он явился следствием раскола между «большой» (с элементами либерализма) и «малой» (тяготеющей к архаике) традициями.
Вместе с тем большевизм, по крайней мере, на этапе прихода к власти утилитарно синтезировал
потенциал обоих традиций в своих политических целях.
Результатом этого стала глубокая трансформация русской культуры, что проявилось в преодолении
ее дуализма (разделения на элитарную и массовую культуру) и в демократизации, по крайней мере, чисто внешних механизмов ее функционирования и развития.
На данное обстоятельство обращал внимание русский мыслитель Г.П.
Федотов: «Каков бы ни был политический смысл русской революции, ее культурное содержание может быть описано, с крайней схематичностью, следующим образом: русская культура, доселе творимая и хранимая интеллигенцией, спускается в самую глубину масс и вызывает полный переворот в их сознании.
То обстоятельство, что в первый период революции большевики пытались организовать всю культуру вокруг марксизма, имеет случайное значение: существенным остается одно: всенародный, или, скромнее, демократический характер новой русской культуры...
Россия в культурном смысле стала единым
организмом»3.
Более того, в рамках
авторитарно-коммунистической (большевистской) парадигмы развития общества на некоторое время ' Там же J Там же.
3 Федотов Г.П Письма о русской культуре// Русская идея.
М.: Республика, 1992.
С.
406-407.

95
[стр. 214]

215 левым порядком отменять эти реформы (Александр III).
Однако исторический опыт свидетельствует, что подобные метаморфозы российского кратоса не столько укрепляют, сколько ослабляют государственные скрепы общества, ибо на уровне массового сознания формируется установка рассматривать государственную власть не как «управляющего», обслуживающего фундаментальные запросы общества, а как «сюзерена» безответственного носителя волюнтаристской тенденции, причем окрашенной в утилитарные тона.
Подобное отношение к власти приобрело статус «перцептивного стереотипа», т.е.
стало культурным фактом/фактором, определяющим все сферы жизнедеятельности российского социума.
В свою очередь власть неоднократно пыталась решить проблему отчуждения кратоса и демоса, но опять-таки на путях чисто утилитарного подхода.
Наибольшую последовательность в этом деле проявил большевизм, который руководствуясь утилитаризмом, по мнению Н.А.
Бердяева, умело «впитал в себя и русское интеллигентское сектантство и русское народничество, преобразив их согласно требованиям новой эпохи»'”.
Он «воспользовался русскими традициями деспотического управления сверху и, вместо непривычной демократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру, более схожую со старым царизмом»136.
Принимая во внимание религиозность русской души, большевистский режим «воспользовался русским мессианизмом, всегда остающимся, хотя бы в бессознательной форме, русской верой в особые пути России»'37.

Если исходить из того, что Октябрьская революция воплощает традиционалистский взрыв, то можно сказать,
он явился следствием раскола между «большой» (с элементами либерализма) и «малой» (тяготеющей к архаике) традициями.
Вместе с тем большевизм, по крайней мере, на этапе прихода к власти утилитарно синтезировал
энергетический потенциал обоих традиций в своих политических целях.
Результатом этого стала глубокая трансформация русской культуры, что проявилось в преодолении
ес дуализма (разделения на элитарную и массовую культуру) и в демократизации, по крайней мере, чисто '” Бердяев Н.А.
Истоки и смысл русского коммунизма.
М.: Наука, 1990.
С.
115.
136 Там же.
137 Там же.


[стр.,215]

216 внешних механизмов ее функционирования и развития.
На данное обстоятельство обращал внимание русский мыслитель Г.П.
Федотов: «Каков бы ни был политический смысл русской революции, ее культурное содержание может быть описано, с крайней схематичностью, следующим образом: русская культура, доселе творимая и хранимая интеллигенцией, спускается в самую глубину масс и вызывает полный переворот в их сознании.
То обстоятельство, что в первый период революции большевики пытались организовать всю культуру вокруг марксизма, имеет случайное значение: существенным остается одно: всенародный, или, скромнее, демократический характер новой русской культуры...
Россия в культурном смысле стала единым
организмом»"4.
Более того, в рамках
авторитарно-коммунитарной (большевистской) стратегемы властного структурирования общества на некоторое время (опятьтаки утилитарно) удалось преодолеть раскол «большой» традиции (элитарной культуры), в частности, поставить на службу новому политическому режиму интеллектуальный потенциал славянофилов и западников на основе эклектического соединения этих двух исторически сформировавшихся рефлексивных альтернатив (проектов) развития России.
В результате государство было призвано в этой ситуации соединить несоединимое, т.е.
разные, исключающие друг друга ценности138 139.
Но подобная эклектическая комбинаторика рано или поздно должна была дать «сбой», ибо являла собой не радикальное решение социокультурного раскола российского общества, а скорее воплощала реакцию на этот раскол, который, по мнению А.С.
Ахиезера, зрелые формы приобрел еще в ходе петровских преобразований.
Особенность раскола «по-российски» видится в том, что он превращает энергию, которая угрожает ему ликвидацией, в фактор своего укрепления.
Этот феномен, который можно назвать заколдованным кругом, важнейшая форма проявления и результат раскола, когда, например, активизация ценностей в правящей группе модернизаторов неминуемо вызывает активизацию противоположных ценностей в другой группе.
138 Федотов Г.П.
Письма о русской культуре // Русская идея.
М.: Республика, 1992.
С.
406-407.

139 См.: Лхиезер А.С.
Россия: критика исторического опыта.
М.: ФО СССР, 1991.
Т.
1.
С.
10-11.

[Back]