|
японского и западного мышления эти категории для русского коммуникативного сознания лакунарны; только формируется в настоящее время в русском коммуникативном сознании категория толерантности, и формируется на базе заимствованного слова. Вместе с тем, такие русские коммуникативные категории как общение, разговор по душам, выяснение отношений эндемичны (т.е. присущи только одному языку) и отсутствуют в коммуникативном сознании других народов (по крайней мере, европейских). Для русского коммуникативного сознания свойственно сугубо национальное представление об ограниченном коммуникативном суверенитете личности: русское сознание считает допустимым коммуникативное вторжение в сферу практически любой личности, почти в любых условиях. Русское коммуникативное сознание не видит препятствий, чтобы заговорить с любым человеком. Можно делать замечания незнакомым людям, давать им советы, вмешиваться в беседу разговаривающих людей, чтобы задать одному из них вопрос, можно «вешать» свои проблемы на других, обращаться с просьбами об одолжении к незнакомым людям, можно высказать свое мнение по поводу того, что обсуждают рядом незнакомые люди поправить их, разъяснить им их ошибку, можно близко подходить к человеку, дотрагиваться до собеседника и многое другое [129,132]. Описание категорий, установок и концептов может быть осуществлено на двух уровнях рефлексивном и бытийном, для некоторых категорий возможен еще духовный уровень описания. Рефлексивный анализ предполагает выявление структуры категории как элемента концептосферы, ее связей с другими категориями и концептами в сознании человека. Бытийный анализ предполагает изучение отношения национального сознания к концепту и реальной роли концепта в обусловленном данном концептом поведении людей. Концепт может содержательно присутствовать в концептосфере народа, но люди могут совсем не руководствоваться им в практическом поведении, хотя и правильно его понимают, и осознают необходимость его реализации на практике. Например, концепты свобода и |
Прескрипционная составляющая коммуникативной категории включает преекрипции равных видов: преекрипции, которые носят предписывающий характер (что и как надо делать в общении), запретительные преекрипции (чего нельзя делать в общении) и интерпретирующие (объяснительные) (как надо понимать в процессе общения те или иные коммуникативные факты или действия) [207]. Некоторые из таких установок отражены в пословицах, поговорках и присловьях народа (яйца курицу не учат, смех без причины признак дурачины, брань на вороте не виснет и др.). Другие установки выявляются только из анализа коммуникативной практики народа (через порог не разговаривают, напитки наливают только в стоящие на столе бокалы, прикосновение повышает убедительность, слабое рукопожатие свидетельствует о нерешительности, в гости надо немного опоздать, за столом надо участвовать в общей беседе и др.) [151; 155]. Информационная и прескрипционная составляющие коммуникативной категории дополняют друг друга и существуют в неразрывном единстве, но в интересах систематического описания информационное и прескрипционное содержание коммуникативной категории могут быть вычленены и описаны по отдельности. Некоторые коммуникативные категории могут быть эндемичными или лакунарными для того или иного этноса. Так, например, коммуникативные категории англоязычного мира «$ша111а1к», «рпуасу», «иЯегапсе», «роПиса! соггесШезз» , японская коммуникативная категория «заЫ» «уединенное молчание на природе, сопровождаемое слушанием какого либо одного звука», категории «сохранение своего лица», «сохранение лица собеседника» японского и западного мышления эти категории для русского коммуникативного сознания лакунарны. В русском коммуникативном сознании категории толерантности политкорректности только формируются, причем на базе заимствованного слова. Вместе с тем, такие русские коммуникативные категории как общение, разговор по душам, выяснение 115 отношений эндемичны (т.е. присущи только одному языку) и отсутствуют в коммуникативном сознании некоторых других европейских народов. Для русского коммуникативного сознания свойственно сугубо национальное представление об ограниченном коммуникативном суверенитете личности: русское сознание считает допустимым коммуникативное вторжение в сферу практически любой личности, почти в любых условиях. Русское коммуникативное сознание считает допустимым заговорить с любым, даже незнакомым человеком, разрешает делать замечания незнакомым людям, давать им советы. Можно вмешиваться в беседу разговаривающих людей, чтобы задать одному из них вопрос, можно «вешать» свои проблемы на других, можно высказать свое мнение по поводу того, что обсуждают рядом незнакомые люди поправить их. разъяснить им их ошибку, можно близко подходить к человеку, дотрагиваться до собеседника и многое другое [129,132]. Описание категорий, установок и концептов может быть осуществлено на двух уровнях рефлексивном и бытийном, для некоторых категорий возможен еще духовный уровень описания. Рефлексивный анализ предполагает выявление структуры категории как элемента концептосферы, ее связей с другими категориями и концептами в сознании человека. Бытийный анализ предполагает изучение отношения национального сознания к концепту и реальной роли концепта в обусловленном данном концептом поведении людей. Концепт может содержательно присутствовать в концептосфере народа, но люди могут пренебрегать им в практическом поведении, хотя и правильно его понимают, и осознают необходимость его реализации на практике. Например, концепты свобода и демократия есть в русском сознании, но эти концепты практически не обусловливают поведение народа в духе свободы и демократии в повседневной жизни [207,45]. 116 |