|
ней, следовательно, истинность высказывания может вызывать больше сомнений, например: / заШ (Иеге п>а$ по тп(ег а! Мотгеих. В татарском языке истинность происходящего передаётся посредством вводных предложений (ксреш ж;емлэ), которые функционируют в качестве придаточных и не согласуются во временной форме с главным предложением. Они вносят ясность в высказывание, показывают заинтересованность говорящего в сообщаемом факте. Приведём пример такого вида предложения: Минем гомерем, укучылар курерлэр, шактый ямьсез, шактый карацгы моя жизнь, ученики увидят, довольно некрасивая, довольно тёмная (Г.Тукай. Эсэрлэр дурт томда. Беренче том: 16). Промежуточное положение между внутренней и внешней истиной, на наш взгляд, занимает подгруппа предложений в английском языке, имеющих в своём составе конструкции типа I кпоы. Дело в том, что в современной лингвистике концепт “истина” чаще всего рассматривается с точки зрения проблем референции выражений с непредметным значением и семантики предложений с предикатами пропозициональной установки. Истинностные характеристики связываются также с формированием фактообразующего значения в предложении-высказывании и лингвистическим анализом фактивных предикатов (Арутюнова, 1988; Вендлер, 1987; Ю'рагзку, 1970; УсжПег, 1967). Существует широко распространённая точка зрения, восходящая к работе Поля и Кэрола Кипарских (К1раг$ку, 1970: 143-145), в соответствии с которой глаголы делятся на такие, которые задают характеристику “истинности” вводимого придаточного предложения, то есть вводят некое сообщение как факт, соответствующий действительности (“кпо\у”, “геаПге”, “ге§геГ, “белу” (знать), “ацлау” (осознавать), “укену” (сожалеть) и др.), и такие, которые не вносят этой характеристики (“Йппк”, “ЬсПеуе”, 109 |
,«/ из к содержится информация о том, что данные слова соответствуют действительности того возможного мира, который сформирован художественным произведением. И даже если в микроконтексте не указан автор высказывания, как в (39), не вызывает сомнений его интенсиональная истинность (истинность относительно этого художественного текста) благодаря референциальности цитаты по отношению к своему источнику, усиливаемой графическими средствами (кавычками) — материальными следами присутствия чужого сознания, которые задают раздельное существование авторского плана и плана ЧР. В высказываниях с косвенной речью употребление настоящего времени в придаточном предложении говорит о заинтересованности говорящего в сообщаемых фактах, об определённой доле его участия в описываемых событиях, о его близости к этим событиям (Матиенко, 1997), а значит, указывает на истинность происходящего. Повествователь в таком случае не является безраздельным хозяином всех эгоцентрических элементов косвенной речи, поэтому не происходит синтаксических изменений, характерных для трансформации прямой речи в косвенную. (41) Не 1оМ Ыт$е1Г РЫШр СЬеп апс! Ы$ \\\& аге Гоо1$ (оо (С1ауе11, 1981:478). (42) I 51тр1у $а1с11Ьеге 18 по шт1ег $роП а! Мотгеих (Нетт^ау, 1973:24). Употребление прошедшего времени в придаточном предложении меняет отношение говорящего к описываемым событиям. Произнесший подобное высказывание это нейтральный передатчик информации, незаинтересованный в ней, возможно, не имеющий никакого отношения к ней, следовательно, истинность высказывания может вызывать больше сомнений, например: (43) ср. с (42) 15а1<1 :Ьеге ^а$ по душ(ег $роП а! МоШгеих. Промежуточное положение между внутренней и внешней истиной, на наш взгляд, занимает подгруппа предложений, имеющих в своём составе ■ Т>«Г конструкции типа I кпоы. Дело в том, что в современной лингвистике концепт “истина” чаще всего рассматривается с точки зрения проблем референции выражений с непредметным значением и семантики предложений с предикатами пропозициональной установки. Истинностные характеристики связываются также с формированием фактообразующего значения в предложении-высказывании и лингвистическим анализом фактивных предикатов (Арутюнова, 1988; Вендлер, 1987; Клрагзку, 1970; УепсИег, 1967). Существует широко распространённая точка зрения, восходящая к работе Поля и Кэрола Кипарских (К1рагзку, 1970:143-14$), в соответствии с которой глаголы делятся на такие, которые задают характеристику “истинности” вводимого придаточного предложения, то есть вводят некое сообщение как факт, соответствующий действительности (“кпо^”, “геаПге”, “ге^те!” и др.), и такие, которые не вносят этой характеристики (“1Ыпк”, “ЬеНеуе”, “зеет” и др.). Первые принято называть фактивными, а вторые нефактивными. Например, (44) I еа&егес! (=1 кпе\у) 1Ьа* 1Ье Ъа1Ып§ раг*у Ьас! геШтес! $аГе1у, Ъесаизе Куо ЬаОппё ёгеззез, а $саг1е1 опе апё а багк Ыие опе, \уеге Ьап§т§ йот Фе Ьа1сопу с1гут§ т Ле зил (АШп^Ьат, 1990:89). Фактообразующее значение, связанное с концептуальной областью внутренней истины, может быть реализовано также глаголами духовной (интеллектуальной, волевой, эмоциональной) деятельности (в логике интенсиональные глаголы): шапа§е, ГаП и др.: (45) Эап ]из1 тапа^ес! 1о таке Ыз 7 о’с1оск Хо ТогопЮ (МЕИ), и глаголами каузации в случае употребления их в позитивной форме (Гончарова, 1998). Например, (46) ТЪа1 зше11 шакез те Гее1 Ш (МЕО) В соответствии с вышеприведённой классификацией, глаголы, например, (Нтк, зеет, арреаг относятся к нефактивным, так как не сообщают об обязательной истинности вводимой ими пропозиции. Но они принадлежат 114 |