|
§гоипс1 1о ргоуЫе а зирр1у оГ\уа1ег, оП, ог §аз (ЬОСЕ). В приведённом примере указание на вещество, для хранения которого используется колодец, не является релевантным. Никакой количественной г перестройки в структуре виртуального значения и составе сем при этом не происходит, меняются ситуативно мотивированные акцентировки, угол освещения ссмной структуры в её конкретно-речевой реализации. Компонент значения “Гог а зирр!у оГ \уа1ег, оН, ог §аз” приглушается. Сочетание а1 Й1е ЬоКот оГ а \уе!1, где ЬоКот 1Не с!еере$1 раг! оГ зоте(Ып§, 1Не рая оГ $оте(Ып§ (Ьа11$ ГийЬез! а\уау (ЬОСЕ), имеет тот эффект на значение, что в нём в фокус внимания выходит семантический признак “удалённость от поверхности”, “большая глубина”, а все остальные отступают на задний план осознания. Эксплицируя предполагаемый дистинктивный признак, получаем избыточное, плеонастичное высказывание: ТгшЬ Не$ а! (Ье ЬоИот оГ а \уе!1 апс! уегу беер апб уегу Гаг. Следовательно, именно этот признак и подлежит расшифровке в данной пословице. Компонент “очень глубоко” получает усиление до степени “глубже, чем может достать человек”. Во второй пословице также происходит намеренное нарушение коммуникативного принципа истинности (не следует искать истину на дне моря). Пары взаимозаменяемых высказываний 1гШЬ 15 а1 1Ье ЬоПот оГ 1Ье $еа —* 1ги(Ь 15 уегу беер/Гаг различаются значением интенционального преувеличения. В татарском языке мы наблюдаем иную картину. В пословице Хаклык оско калка, ялган топко бата истина выходит на поверхность, ложь идёт на дно, тонет (поел.) в фокус внимания выходит семантический признак “выход на поверхность”. Можно сделать вывод, что истина досягаема для человека, она возвышается над противоречивыми мнениями и таким образом открыта для восприятия. Существует ещё одна пословица Дорес сузне ой башыннан кычкыр правдивое слово кричи с крыши дома, которая подтверждает выделение концептуальной метафоры ИСТИНА ПОЛОЖЕНИЕ В ПРОСТРАНСТВЕ и даёт представление об истине, как о реальности, которую не следует 133 |
Щ является релевантным. Никакой количественной перестройки в структуре виртуального значения и составе сем при этом не происходит, меняются ситуативно мотивированные акцентировки, угол освещения семной структуры в её конкретно-речевой реализации. Компонент значения “Гог а зирр1у оГ \уа*ег, оП, ог ^аз” приглушается. Сочетание а* 1Ье ЬоПош оГ а \уе11, где Ьо«ош 1Не беерсз! раг1 оГ $оше1Ып§, 1Ье раП оГ зоте1Нт§ 1На*13 ШпЬез* а\уау (МЕБ), имеет тот эффект на значение, что в нём в фокус внимания выходит семантический признак “удалённость от поверхности’", “большая глубина”, а все остальные отступают на задний план осознания. Эксплицируя предполагаемый дистинктивный признак, получаем избыточное, плеонастичное высказывание: ТгшЬ Иез а* 1Ье ЬоПош оГ а \уе11 апс! уегу беер апё уегу Гаг. Следовательно, именно этот признак и подлежит расшифровке в (65). Компонент “очень глубоко” получает усиление до степени “глубже, чем может достать человек”. В примере (66) также происходит намеренное нарушение коммуникативного принципа истинности (не следует искать истину на дне моря). Пары взаимозаменяемых высказываний 1гшЬ 15 аг гЬе ЬоПош оГ 1Не зеа —> ПтПЬ 15 уегу <1еер/Гаг различаются значением интенционального преувеличения. На основе примеров (65) и (66) можно ещё раз проследить распространённое явление: абстрактное представлено через конкретное, что является неотъемлемой чертой человеческого мышления и сознания, ведёт своё начало от древнейших времён и пронизывает всю семантическую систему языка. Абстрактная сущность 1ги1к переосмысляется как нечто осязаемое, предметное или как нечто, с чем можно совершать конкретные, наглядные действия. Переосмысление “Пез а! 1Ье Ьо«ош оГ а \уе1Г возможно, только если представить (ги(И как некий предмет, ограниченный в пространственном измерении и осязаемый. Пример (67) оп1у йте \уШ 1е11: “\Меп \уП1 Не йтзЬ гератп^ Ыз саг? Оп1у Пте \уШ 1еП” требует некоторых пояснений, поскольку на первый взгляд в нём отсутствуют какие-либо номинаторы истины. 129 |