|
Несмотря на такой разброс трактовок и выводов, один факт неизменен: в европейской философской традиции вопрос об истине (об истинном познании, о жизненной истине и т.д.) всегда был одним из решающих, не вызывает спора у философов и то, что истина непреложна в своём существовании, презумптивна, и в этом залог развития знания. Первое, с чем сталкивается пытливый ум в обыденной жизни, обращаясь к истине, состоит в факте истина яе дана сразу. Истина это не то, что само говорит, это условие и результат выбора. Сошлёмся на мнение Н.Д.Арутюновой истина не может появиться в унитарном мире; сколько бы она не варьировалась, всегда обращена либо к чему-то другому, либо к отношению между этими двумя (Арутюнова, 1991; 22). Истина единственна, она отбрасывает альтернативы, версии и варианты. Истины не может не быть, но она скрыта. Отсюда делается вывод, что истинное познание требует некоторых усилий, выполнения специальной процедуры. Характер процедуры, необходимой для получения истины, с точки зрения философов, может быть различным: всматривание-воспоминание (Платон), доказательство (Аристотель), приведение к ясности и отчётливости (Декарт), преобразование себя, выход из обычного состояния. В любом случае истину приходится искать, до неё нужно докапываться. По мнению Платона, истина пребывает в сфере идей (эйдосов) и непосредственно не видима; её можно усмотреть лишь особым внутренним зрением, способным проникнуть в сокрытое (Платон, 1970). И в дальнейшей философской традиции преобладающим являлось понимание истины как чего-то противоположного видимому. Все человеческие установления от юриспруденции до правил коммуникации основаны на допущении, что практика истины трудна и мучительна. Говоря словами А.К.Секацкого, “подлинное” это, видимо, то, что добывается “под длинной” (плетью). Ясно также, откуда извлекается “вся подноготная” (Секацкий, 2000: 62). Этот тезис доказывает и открытие К.Г.Юнга метод словесных имитаций, основанный на замешательстве человека, возникающем из принуждения его к истине. Волнение и тревожность маркировка истины, а не лжи. Нарушение лёгкости и естественности речи 56 |
при всех обстоятельствах, при любом направлении событий, а возможно истинное высказывание — как истинное в одном или нескольких возможных мирах, то есть при одном или нескольких поворотах событий. Действительный мир рассматривается лишь как один из возможных, а значит что абсолютной истины нет, она зависит от наблюдателя (Лейбниц, 1989). Несмотря на такой разброс трактовок и выводов, один факт неизменен: в европейской философской традиции вопрос об истине (об истинном познании, о жизненной истине и т.д.) всегда был одним из решающих, не вызывает спора у философов и то, что истина непреложна в своём существовании, презумптивна, и в этом залог развития знания. Первое, с чем сталкивается пытливый ум в обыденной жизни, обращаясь к истине, состоит в факте — истина не дана сразу. Истина это не то, что само говорит, это условие и результат выбора. Сошлёмся на мнение Н.Д.Арутюновой истина не может появиться в унитарном мире; сколько бы она не варьировалась, всегда обращена либо к чему-то другому, либо к отношению между этими двумя (Арутюнова, 1991: 22). Истина единственна, она отбрасывает альтернативы, версии и варианты. Истины не может не быть, но. она. скрыта.. Отсюда, делается вывод, что истинное познание требует некоторых усилий, выполнения специальной процедуры. Характер процедуры, необходимой для получения истины, с точки зрения философов, может быть различным: всматривание-воспоминание (Платон), доказательство (Аристотель), приведение к ясности и отчётливости (Декарт), преобразование себя, выход из обычного состояния. В любом случае истину приходится искать, до неё нужно докапываться. По мнению Платона, истина пребывает в сфере идей (эйдосов) и непосредственно не видима; её можно усмотреть лишь особым внутренним зрением, способным проникнуть в сокрытое (Платон, 1970). И в дальнейшей философской традиции преобладающим являлось понимание истины как чего-то противоположного видимому. Все человеческие установления от юриспруденции до правил коммуникации основаны на допущении, что практика истины трудна и мучительна. Говоря словами А.К.Секацкого, “подлинное” — это, видимо, то, что добывается “под длинной” (плетью). Ясно также, откуда извлекается “вся подноготная” (Секацкий, 2000: 62). Этот тезис доказывает и открытие К.Г.Юнга метод словесных имитаций, основанный на замешательстве человека, возникающем из принуждения его к истине. Волнение и тревожность маркировка истины, а не лжи. Нарушение лёгкости и естественности речи может интерпретироваться как воздействие силового поля истины (ср.: принцип действия полиграфа основан на предположении, что для человека говорить правду легко и естественно, тогда как лгать трудно и неестественно; для высказывания лжи требуются якобы некоторые усилия на физиологическом уровне, которые могут быть описаны как микростресс). С такой позицией согласуются и слова Д.Болинджера: “Ложь бывает не только явной и очевидной, но также скрытой и даже неосознанной. А вот истина, напротив, всегда основывается на активности говорящего... Истина отнюдь не торная дорога. Это скорее тропа, проложенная через кишащий змеями подлесок” (Болинджер, 1987: 29,39). М.Хайдеггер, напротив, пытаясь избежать отождествления истины и невидимости, показал природу истины, обратившись к смыслу греческого слова (“алетейя”), и принципиально определил истину как “несокрытость”. Истина непотаённость потаённого, которая приоткрывается для ищущей мысли (Хайдеггер, 1993). Оказывание бытия и есть переход от сокрытости к непотаённости. Язык становится “домом истины бытия”, в котором правит мысль, дающая “слово невыговоренному смыслу бытия” (там же с.219). Но спрятанность, возражает А.К.Секацкий, не единственный способ сокрытия. Стекло скрыто, невидимо, поскольку оно прозрачно, поскольку смотрят сквозь него. Самое прозрачное и ясное стекло лучше всего и укрыто. Ещё более оно |