|
26 i 1 жестами или "воплями". Другое дело, если перед их глазами росло несколько деревьев. Нужно ли было давать каждому свое имя или лучше придумать общее? Здесь мы должны исходить из того, что язык чутко реагирует на потребности общения. Если некоторый объект (предмет, явление, человек) значим для общения, то рано или поздно мышление вырабатывает для него специальное обозначение. В противном случае он либо совсем не обозначается, либо обозначается описательно, т.е. комбинацией различных слов. Вполне возможно, что первые имена (вычленившиеся из словпредложений) были именами собственными, но обозначали они не предметы, а людей или их сообщества, поскольку различать и сообщать что-либо им и о них было жизненно необходимо. Названия же предметов, одинаковых с точ■ ки зрения потребностей людей, скорее всего, были сразу же обобщенными и определенными чтобы отделять их от других предметов. Поэтому категорические утверждения Ж.-Ж. Руссо и А. Смита о единичности первых имен нуждаются в определенном уточнении. Выдающийся философ и психолог второй половины XIX в. В. Вундт в своей стройной глубоко увязанной концепции учел передовые веяния и фактические данные языкознания, психологии и этнологии. По Вундту, язык образуется не произвольно и бессознательно. Слово, как и любое другое инстинктивное действие, возникает из "инстинктивного побуждения". Первоначальное слово субъективный продукт внутреннего движения, и выражает оно не само представление о предмете, а то, как это представление бессознательно действует на внутренний мир человека. В. Вундт поставил перед собой задачу сопоставить и увязать три плана ч человеческого поведения: физические действия (пантомима), психические движения (чувства и мысли) и языковое поведение, поскольку "язык есть всякое выражение чувств, представлении, понятии посредством движении . "Мимические движения" могут быть трех видов: рефлекторные, указательные и изобразительные. Рефлекторные движения выражают чувства, и в языке им соответствуют первые слова междометия; указательные жесты |
Борис Якушин: «Гипотезы о происхождении языка» признаки не наследуются.) Полагая, что язык возник естественным и стихийным путем благодаря врожденным звукоподражательным способностям человека, Ч. Дарвин выделяет особую роль "одаренных" индивидов, которые первыми стали издавать кадансы и подражать реву животных, что перекликается с идеей установителей имен. КОНЦЕПЦИЯ В. ВУНДТА Линия В. Гумбольдта, видевшего истоки языка в бессознательной деятельности человеческого духа, была поддержана мощным авторитетом выдающегося философа и психолога второй половины XIX в. В. Вундта. В своей стройной и глубоко увязанной концепции он учел передовые веяния и фактические данные языкознания, психологии и этнологии. По Вундту, язык образуется непроизвольно и бессознательно. Слово, как и любое другое инстинктивное действие, возникает из "инстинктивного побуждения". Первоначальное слово – субъективный продукт внутреннего движения, и выражает оно не само представление о предмете, а то, как это представление бессознательно действует на внутренний мир человека. В. Вундт поставил перед собой задачу сопоставить и увязать три плана человеческого поведения: физические действия (пантомима), психические движения (чувства и мысли) и языковое поведение, поскольку "язык есть всякое выражение чувств, представлений, понятий посредством движений"4. "Мимические движения" могут быть трех видов: рефлекторные, указательные и изобразительные. Рефлекторные движения выражают чувства, и в языке им соответствуют первые слова – междометия; указательные жесты передают представления о наличных предметах; изобразительные действия воспроизводят очертания отсутствующих предметов. Второй и третий типы пантомимы лежат в основе первых словесных корней. С развитием языка роль пантомимических движений в общении уменьшается, оставаясь, однако, значительной в случае указательных жестов, поскольку указательные местоимения, по В. Вундту, появляются в языке в последнюю очередь, и порождающий их психологический закон имеет своеобразную (более произвольную) природу. Генезис психических процессов проходит три этапа – "обширные" представления, общие представления и понятия. "Обширные" представления целостны, не расчленены. Они совпадают в сознании с индивидуальным объектом. Эти представления запечатлевают в сознании поверхностный, наиболее сильно подействовавший на человека признак предмета, достаточный для отделения в мыслях одного предмета от другого. Развивающееся мышление подвергает "обширные" представления анализу, вычленяя в них отдельные признаки, после чего сродственные и общие признаки единичных представлений объединяются и мышление образует общие представления, которым соответствует множество предметов. Обобщая еще больше признаки и абстрагируя их от общих представлений, мышление получает понятия; им уже не соответствует ни один реальный предмет. "Обширные" представления выражаются самыми примитивными языками – радикальными (от radix "корень*), их аналитические разложения в совокупность признаков – агглютинативными (приклеивающими, от glutinum "клей*), а понятия – инфлекциональными (от inflecto "сгибать, изменять*). Эта классификация в основном совпадает с морфологической классификацией, несколько отличаясь от нее терминологически. Вундт далек от понимания того, что язык возник в ответ на потребность в общении, вызванную внешними факторами. Он сосредоточивает свое внимание на психических движениях внутреннего мира индивида. Истоки языка лежат в ярких, бросающихся в глаза признаках (предикатах) предметов. Такими признаками являются прежде всего качества, воспринимаемые органами чувств. Так, солнце может быть первоначально только теплым или блестящим, и эти "обширные" представления – предикаты – и ложатся в основу его названия – корня. Как только возникает представление – предикат, сразу же инстинктивно появляется звук, его обозначающий. Первые суждения обходились без подлежащих, они представляли собой одни предикаты (это были как бы безличные предложения): "нечто светит", "нечто издает звук" (мысль Вундта о предикатных суждениях в дальнейшем найдет себе уточнение и развитие в трудах многих лингвистов и станет основой той сложившейся в настоящее время концепции (см. ниже, главу 5), в Борис Якушин: «Гипотезы о происхождении языка» речи в человеческом поведении и как произошел переход к ней, является несомненно заслугой Ж.Ж. Руссо. Именно в таком виде в дальнейшем будет рассматриваться эта проблематика философами и лингвистами. Изложив последовательность становления языка в "Рассуждении о происхождении основных законов" (1754), правда, не затрагивая или не видя причин социальной необходимости в переходах от "природных воплей" к языку жестов и от него к артикулированной речи, Ж.-Ж. Руссо в "Трактате о происхождении языка" (1761) подробно излагает свои представления о характере первобытной речи. Это прежде всего язык образный, поэтический, первыми выражениями были тропы, а собственные смыслы слов были найдены впоследствии. Люди сначала говорили, скорее пели в поэтической форме, а потом уже научились мыслить. Этими представлениями Ж.-Ж. Руссо еще более осложнил свою задачу – выяснить, как люди договорились о значении слов, так как условиться об образном, переносном употреблении слов все же труднее, чем об их прямых значениях. Идеи Ж.-Ж. Руссо, интересные и разнообразные, имели большое влияние на современников, рассуждавших о происхождении языка, и на авторов последующих гипотез. Он первый, кто развил идею этапности происхождения языка, высказал мысль о том, что первые слова имели смысл предложений, т. е. что первыми словами были речения – коммуникативные единицы, и поставил вопрос о способах перехода от жеста к членораздельному звуку; он фактически первый рассмотрел "природный вопль" как источник, материал для будущего, членораздельного языка. Еще одну оригинальную, но не совсем верную мысль высказал Руссо, на которой хотелось бы остановиться и по существу ее важности, и потому, что она вызвала резонанс у современников, в частности была воспринята А. Смитом. Мы имеем в виду мысль о том, что первые слова обозначали индивидуальные предметы, были именами собственными. Один дуб, рассуждал Руссо, получил свое название, а другой – свое, и должно было пройти много времени, прежде чем люди заметили нечто общее между ними. Это и явилось источником одинаковых имен – синонимии. Эту идею подхватил и развил А. Смит. В своей работе "Соображения о происхождении и формации языков" (1759) он описывает гипотетическую ситуацию, в которой участвуют два дикаря, оторванных от своего племени и вынужденных создать язык для общения друг с другом. Они стали бы соотносить произносимые звуки с окружающими их предметами. Но предметы эти единичны: пещера, в которой они прятались от холода; дерево, дававшее им плоды; источник воды и т. д. Поэтому и слова первоначально были именами собственными. Вопрос, следовательно, состоит в том, какими по степени общности могли быть первые слова? Могли бы они быть собственными именами, т. е. единичными? Будем рассуждать так. В ситуации двух дикарей А. Смита не было необходимости в изобретении названий: дикари вполне могли общаться жестами или "воплями". Другое дело, если перед их глазами росло несколько деревьев. Нужно ли было давать каждому свое имя или лучше придумать общее? Здесь мы должны исходить из того, что язык чутко реагирует на потребности общения. Если некоторый объект (предмет, явление, человек) значим для общения, то рано или поздно мышление вырабатывает для него специальное обозначение. В противном случае он либо совсем не обозначается, либо обозначается описательно, т. е. комбинацией различных слов. Вполне возможно, что первые имена (вычленившиеся из слов-предложений) были именами собственными, но обозначали они не предметы, а людей или их сообщества, поскольку различать и сообщать что-либо им и о них было жизненно необходимо. Названия же предметов, одинаковых с точки зрения потребностей людей, скорее всего, были сразу же обобщенными и определенными чтобы отделять их от других предметов. Поэтому категорические утверждения Ж.-Ж. Руссо и А. Смита о единичности первых имен нуждаются в определенном уточнении. КОРНИ ЯЗЫКА В ФИЗИЧЕСКИХ ДЕЙСТВИЯХ XIX в. – век бурного развития промышленной революции капитализма с его индивидуализмом и прагматизмом, может быть, косвенно, но оказал влияние на характер рассуждений философов и филологов о происхождении языка. Если В. Гумбольд, В. Вундт и А. А. Потебня опирались в своих гипотезах на внутренние способности индивида, его духа или инстинктов, то другая серия гипотез, в которой выделяется концепция Л. Нуаре, обращена к |