|
Органы военного управления предпринимали попытки унификации представлений о пределах допустимого в понятиях воинской этики, свидетельством чего может служить докладная записка генерал-лейтенанта Л.Л. Киреева Николаю II в защиту «Правил для ведения дел чести»2. Однако усилия чиновников Военного министерства не смогли преодолеть исторически сложившийся релятивизм в представлениях офицеров о нравственном и безнравственном. Парадоксально, по утверждению общего понятия об офицерской чести мешал военный корпоративизм (являвшийся, наряду с чссгыо, одним из компонентов системы нравственно-патриотических ценностей). Каждое офицерское общество в своей части имело собственные традиции и представления об офицерской этике, и па их основе каждый офицер вырабатывал личный «моральный кодекс». Пропаганда почетности и важноеш военной службы со стороны церкви. Необходимо отмежть, что сотрудничество государственной власти и Русской Православной Церкви усиливалось также и тем, что военное духовенство являлось составной частью государственного аппарата3. Проведенный анализ служебной переписки о религиозно-нравственном сосюяиии военнослужащих, отложенной в фондах Главного штаба и военноученого комитета, в РГВИЛ, позволяет также утверждать, что не меньшее значение в деле формирования патриотизма среди личного состава Русская I[равославиая церковь придавала образовательной деятельности, которая включала в себя создание библиотек при полковых храмах, а также духовную цензуру литературы, поступающей в армию'. Можно сделать вывод, что 171 1См.: Галкин М С. Указ. соч. С.20. 2 РГВИЛ. Ф.970. Оп.З. Д.651. Л.1-5. УК. началу XX а. Ведомство военного и морской) духовенства состояло из 730 священников. 134 диаконов. 99 псаломщиков и обслуживало не только строевые части, но и учебные заведения и госпитали, (ем.: Русское православие: Вехи исюрии. М., 1989. С.589). 4 РПЗИЛ. Ф.400. Он. 15. Д.3553. Л.1-35; Ф.401. Он.5/929. Д. 126. Л.21-83, 87-101; Ф.1. Ом.1. Т.37. Д.67139. J1.1-3. |
переходившим в корпус жандармов1, клятвопреступникам2 и др. Органы военного управления предпринимали попытки унификации представлений о пределах допустимого в понятиях воинской этики, свидетельством чего может слуф жить докладная записка генерал-лейтенанта А.А. Киреева Николаю II в защиту «Правил для ведения дел чести»3. Однако усилия чиновников Военного министерства не смогли преодолеть исторически сложившийся релятивизм в представлениях офицеров о нравственном и безнравственном. Парадоксально, но утверждению общего понятия об офицерской чести мешал военный корпоративизм (являвшийся, наряду с честью, одним из компонентов системы нравственно-патриотических ценностей). Каждое офицерское общество в своей части имело собственные традиции и представления об офиФ церской этике, и на их основе каждый офицер вырабатывал личный «моральный кодекс». В результате то, что для одного являлось бесчестием, смыть которое можно было только кровыо (что разрешалось и нередко обязывалось, например, законом 1894 г., легализующим дуэли), другого оставляло невозмутимым и равнодушным. * Отметим, что самодержавие всемерно старалось закрепить и распространить позитивный опыт психологического сплочения офицерских коллективов в плане соблюдения ими норм Кодекса чести. Основным средством такого рода деятельности явилась законодательная фиксация некоторых изменений служебФ ного этикета. В частности, в уставе внутренней службы, введенном в 1909 г., закреплялся ритуал приветствия между равными по званию военнослужащими, установленный в 1905 г. Мимо внимания Комитета по образованию войск не прошло также формирование обычая взаимного приветствия и между армейскими и флотскими офицерами: этот орган счел важным легализовать новый 1 См.: Короленко В.Г. История моего современника // Собр. соч. М., 1954. Т.б. С. 193. 2См.: Галкин М. Указ. соч. С.20. 3РГВИА. Ф.970. Оп.З. Д.651. Л.1-5. 137 неписаный закон1. Другой распространенной формой воспитательной деятельности в тот период было выражение верноподданнических чувств в телеграммах и других документах2. Пропаганда почетности и важности военной службы со стороны церкви. Значительный подъем патриотического движения после подавления революции 1905 1907 гг. ознаменовался бурным проявлением верноподданнических настроений в духе торжества православия: только за 19061912 гг. было открыто около б тыс. новых церквей и 3 тыс. часовен3. Полковые же храмы были одними из центров пышных празднеств в армии; Высочайший Манифест по случаю 300-летнего юбилея династии Романовых, буквально пронизанный духом патриотизма и исторического сознания, был зачитан 21 февраля 1913 г. в Казанском соборе. Сотрудничество власти и РПЦ усиливалось также и тем, что военное духовенство было составной частью государственного аппарата4. Собственно патриотическое воспитание армейских офицеров квалифицировалось Синодом как внебогослужебная деятельность5 и включало в себя следующие формы воспитательной работы: сбор информации о моральном духе войск; проведение пастырских бесед; проведение занятий по русской истории; организация благотворительной деятельности. Проведенное диссертантом изучение служебной переписки о религиознонравственном состоянии военнослужащих, отложенной в фондах Главного штаба и военно-ученого комитета, в РГВИА, позволяет также утверждать: не 1Реформирование Комитета в 1909 г. помешало довести это дело до конца, но традиция взаимного отдания чести сохранилась (РГВИА. Ф.868. Оп.1. Д.901.Л.З). 2РГВИА. Ф.400. Оп.З. Д.2791. Л. 1-99. 3См.: Платонов О. Терновый венец России. Т.1. С.317. 4К началу XX в. Ведомство военного и морского духовенства состояло из 730 священников, 134 диаконов, 99 псаломщиков и обслуживало не только строевые части, но и учебные заведения и госпитали. Причем, протопресвитерское звание приравнивалось к чину генерал-лейтенанта; главный священник, отправлявший службу в гвардии и Петербургском военном округе, состоял в чине, равном полковнику, а полковой священник по званию приравнивался к капитану (см.: Русское православие: Вехи истории. М., 1989. С.589). 5См.: Обязанности полкового священника. СПб., 1869. С.З. меньшее значение в деле формирования патриотизма в офицерской среде РПЦ придавала образовательной деятельности, которая включала в себя создание библиотек при полковых храмах, а также духовную цензуру литературы, поступающей в армию1. Подобные факты могут стать основой для такого суждения обобщающего порядка: РПЦ внесла свой вклад в дело укрепления воинской дисциплины и правопорядка, а следовательно, и укрепления морального духа корпуса армейских офицеров. Организация контрпропаганды в условиях некоторой революннонизации офицерского корпуса. Еще до Русско-японской войны должностные лица военного ведомства проявляло озабоченность морально-психологическим состоянием армии в связи с «усилением политической пропаганды в войсках и активизацией сил, враждебных существующему социальному и государственному строю»2. И если после поражения на Дальнем Востоке определенные круги общества перестали гордиться армией, то в ходе подавления революции армию начали ненавидеть, и виной тому — возложение на нее полицейских функций. В официальных документах отмечалось, что, несмотря на значительное упрочение внутреннего порядка в государстве и на усилия военного ведомства освободиться от обслуживания учреждений гражданского ведомства, «воинские команды продолжали нести усиленные наряды, что крайне неблагоприятно отразилось на занятиях войск»3. Следовательно, выполнение армией полицейских функций4 явилось в анализируемый исторический период главным источником сомнений офицеров в легитимности самодержавия, а следовательно, и в истин1 РГВИА. Ф.400. Оп.15. Д.3553. Л.1-35; Ф.401. Оп.5/929. Д.126. Л.21-83, 87-101; Ф.1. ОпЛ. Т.37. Д.67139. Л.1-3. 2РГВИА. Ф.1. ОпЛ. Т.35. Д.64005. Л.48,49, 90,94. 3Всеподданнейший отчет о действиях Военного министерства за 1909 г. СПб., 1911. 4.1. С.6. 4 В 1905 — 1907 гг. в карательных акциях против участников революционных выступлений были задействованы 3 млн. 400 тыс. нижних чинов и офицеров, поддержавших царизм в критический период (см.: Голуб П.А. Большевики и армия в трех революциях /П.А. Голуб. М., 1977. С.48). |