|
образовательного уровня в списке приоритетов находилось на последнем месте, чему способствовал ряд причин. Во-первых, преобладание административно-бюрократических методов над военно-профессиональными методами. Вся служба — в частности ротных командиров — стала заключаться не в командовании и воспитании солдат, а в хозяйственной деятельности, что не могло не сказаться па отношениях между солдатами и офицерами. На мшпотинском канцелярском бумагонроизводстве привилась куроиаткипская хозяйственное гь. A.A. Брусилов отмечал, что офицеры не делают ничего полезного: одни сознательно, другие бессознательно, инстинктивно, понимают всю бессмысленность т.н. занятий, то есть обучения нижних чипов ружейным приемам, гимнастике, словесности и т.н. «Со всем этим легко справляются фельдфебели и унтер-офицеры, а офицер являлся в большинстве случаев просто контрольным аппаратом»1. Все это явилось разъединительным фактором между солдатами и офицерами и это широко проявилось в Русскояпонскую войну 1904-1905 гг. Во-вторых, в силу проводимой самодержавием политики повышения образованности солдат не предполагалось. В нормальных условиях молодой солдат' находился лишь первые четыре месяца своей службы, когда обучался собственно военному делу. По истечении этого, установленного законом, времени всевидящее фельдфебельское око намечало в строю молодых солдат будущих сапожников, портных, слесарей, а также много строевых солдат отвлекалось на выполнение обязанностей денщиков. Не попавшие в эти ремесленные цехи проходили главным образом караульную службу2. Органы военного управления, а также военные теоретики в области укрепления морального духа армии неоднократно подчеркивали важность непрерывности воспитательного процесса (осуществляемого и в армейских подразделениях). Но большинство 'таких предписаний в частности, Комитета 79 ‘ Брусилов A.A. Мои воспоминания. / A.A. Брусилов. М., 1983. С.8. 2 Керсновскпй A.A. Указ. соч. С.40. |
выродком»5. Не только командующие войсками, но и корпусные командиры чувствовали себя очень большими особами. Этому способствовало то, что и тех, и других оставляли в должности до смерти или до собственной их просьбы об увольнении от должности, а в последнем случае им давали кресла в Государственном или Военном советах2. В итоге в кадровом составе и военнопрофессиональном состоянии армейского офицерского корпуса наметился очевидный дисбаланс: в низах армии строгая дисциплина и субординация доходила до приниженности, в высших инстанциях эти важные составляющие службы становились все слабее и на самых верхах исчезали вовсе. Сознание своей независимости и вседозволенности нередко доводило старших чинов до самодурства или унизительного обращения с младшими и заставляло последних «искать компромиссов между указаниями уставов и законов и требованиями начальства. Воясди армии ее портили!»3. В-третьих, непродуманность повседневного распорядка службы офицеров. Как правило, рабочий день армейского офицера продолжался около одиннадцати часов (включая служебные занятия и занятия с нижними чинами), и большая часть этого времени уходила на решение малозначительных вопросов армейского быта. А.А. Брусилов отмечал, что офицеры не делают ничего полезного: одни сознательно, другие бессознательно, инстинктивно, понимают всю бессмысленность так называемых занятий, то есть обучения нижних чинов ружейным приемам, гимнастике, словесности и т.п. «Все это так несложно, так просто, что со всем этим легко справляются фельдфебели и унтер-офицеры, а офицер являлся в большинстве случаев просто контрольным аппаратом»4. По1См.: Редигер А.Ф. Указ. соч. Т.1. С.428. 2Редигер А.Ф. Указ. соч. Т. 1. С.429. 3 См.: Зайончковский. Самодержавие и Русская армия на рубеже XIX— XX столетий. С.220. 4Брусилов А.А. Указ. соч. С.8. Аналогичные оценки весьма часто встречаются в литературе начала XX столетия (см., например: Левитский М. Воспитание солдата /М. Левитский // Братская помощь. 1910. №10. -С.22-46; Куприн А.И. Поединок // Собр. соч: В 9 т. М.,1971. Т.4. С.203; и др.). |