|
37 некоторых составов преступлений без указания санкций.76 Еще дальше пошел в этом направлении Н.В. Крыленко, выступавший с проектом УК вовсе без Особенной части.77 Такой отказ от конкретных составов преступлений и определения наказаний, в основе которого лежал не принцип ответственности за действие (либо бездействие), а за «опасное состояние», определял задачу борьбы с преступностью не с юридических, а с политических позиций. Отрицание большевиками принципа верховенства закона и, как следствие, неприятие властью самого механизма законности в качестве инструмента правового регулирования социально-политических отношений означало качественное изменение отношения к традиционным институтам права. И хотя ни один из подобных проектов на практике реализован не был, они в полной мере отражали настроения, господствовавшие в среде судебных работников, опьяненных революционной вседозволенностью и в подавляющем большинстве не имевших юридического образования. Этот вывод, в частности, подтверждается решением Съезда деятелей Революционных Трибуналов (1920 г.), признавшим «принципиально нежелательным, не отвечающим ни духу трибунальной репрессии, ни основным воззрениям пролетарского общества на существо наказания, ни условиям переживаемого периода диктатуры пролетариата, издание 7R особого, связующего суд, уголовного кодекса». Итак, органы чрезвычайной юстиции, их работники не желали связывать себя четко установленным законом. Определенный выход из тупика схоластических споров о природе социалистической законности и противоречий в законодательной практике, на наш взгляд, был найден лишь под влиянием радикально 76См.: Материалы Наркомата Юстиции. 1921. Вып. 10. С.23-24. 77 См.: Крыленко Н.В. Проект Уголовного кодекса СССР 1925 г. // Советское государство. 1925. №1-2. С.96. 78Трайшш Л. Указ. соч. С. 39. |
частности, указывалось: «Деление преступлений по тяжести их теряет значение ввиду необходимого предоставления широких прав суду в оценке опасности поведения правонарушителя... Целесообразность, ставшая главным критерием наказания, неизбежно ведет к расширению прав суда. Пределы наказания должны быть так широки, чтобы в каждом отдельном случае судья мог избрать такую форму воздействия, которая представляется ему наиболее соответствующей».230 Выступая за расширение прав судей на местах (фактически, за судебный произвол), авторы проекта УК, подготовленного НКЮ в конце 1920 начале 1921 гг., решили ограничиться лишь перечнем диспозиций некоторых составов преступлений без указания санкций.231 Еще дальше пошел в этом направлении Н.В. Крыленко, выступавший с проектом УК вовсе без Особенной части.232 Такой отказ от конкретных составов преступлений и определения наказаний, в основе которого лежал не принцип ответственности за действие (либо бездействие), а за «опасное состояние», определял задачу борьбы с преступностью не с юридических, а с политических позиций. Отрицание большевиками принципа верховенства закона и, как следствие, неприятие властью самого механизма законности в качестве инструмента правового регулирования социально-политических отношений означало качественное изменение отношения к традиционным институтам права. И хотя ни один из подобных проектов на практике реализован не был, они в полной мере отражали настроения, господствовавшие в среде судебных работников, опьяненных революционной вседозволенностью и в подавляющем большинстве не имевших юридического образования. Этот 99 230 М атериалы Наркомата Ю стиции. 1920. Вып. VII. С.7. 231 См.: М атериалы Наркомата Ю стиции. 1921. Вып. 10. С.23-24. 232 См.: Крыленко Н.В. Проект Уголовного кодекса СССР 1925 г. // Советское государство. 1925. № 1-2. С.96. вывод, в частности, подтверждается решением Съезда деятелей Революционных Трибуналов (1920 г.), признавшим «принципиально нежелательным, не отвечающим ни духу трибунальной репрессии, ни основным воззрениям пролетарского общества на существо наказания, ни условиям переживаемого периода диктатуры пролетариата, издание особого, связующего суд, уголовного кодекса».233 Итак, органы чрезвычайной юстиции, их работники не желали связывать себя четко установленным законом. Собственно закон им был и не нужен. Гораздо более удобным был, к примеру, Декрет ВЦИК от 1 июня 1920г., предоставивший ревтрибуналам самые широкие полномочия по применению смертной казни в местностях, находящихся на военном положении. В соответствии с ним, трибунал мог давать ход ходатайствам о помиловании или отклонять их, если признает, «что в силу безусловной ясности дела, тяжести совершенного деяния и политической обстановки в коей находится данная губерния, приговор требует немедленного 944 исполнения». Эти требования вполне последовательно реализовывались в их деятельности. Так, например, в воззвании Реввоентрибунала Восточного фронта (1920 г.) говорилось, что «исключительные обстоятельства требуют исключительных мер, и революционный военный трибунал заявляет, что он примет все меры к беспощадному уничтожению преступных элементов, проникших в ряды Красной Армии». Такая позиция находила сочувственный отклик в верхах. В условиях расцвета военного коммунизма большевистское руководство страны сделало ставку именно на ревтрибуналы. В данной связи их работа подверглась более определенной регламентации. В 1920 г. был учрежден 100 233 Трайнин А. Указ. соч. С. 39. 234ГАКК. ФЛМ58. Оп.1. Д.37. Л.20 235 Цит. по: М уранов А. Военные суды: история создания и современные задачи И Законность. 1999. № 1. С.47. определенной беспорядочности принятия государством решений по вопросам правовой регламентации в L920-1921гг. Об этом, к примеру, свидетельствует постановление СТО «Об усилении наказания за нарушение правил пользования железнодорожным транспортом» от 15 апреля 1921 г., подписанное В.И. Лениным. В соответствие с ним, лица, «едущие на паровозах и тормозных площадках», могли быть заключены в концентрационный лагерь сроком до 5 лет. Очевидно, что в данном случае мы имеем дело с явным несоответствием наказания характеру и тяжести действий далеких от преступления. Предусматривалось даже наказание к пожизненному лишению свободы/51 Определенный выход из тупика схоластических споров о природе социалистической законности и противоречий в законодательной практике, на наш взгляд, был найден лишь под влиянием радикально изменившейся внутриполитической обстановки. Важный этап в развитии советского права начался с 1921 года, в связи со вступлением страны в полосу новой экономической политики. Введение НЭПа сопровождалось основательным пересмотром правовой политики, необходимость изменения которой (в соответствии с реалиями времени) объективно назрела. Годы лишений и массовых репрессий подорвали авторитет власти большевиков у населения. Установившаяся военнокоммунистическая правовая система не оправдала себя. Она не поддерживалась массами. Неэффективность прежних подходов, при которых, всякое отстаивание каких-либо прав немедленно получало политическую оценку, когда даже для «гегемона» забастовка объявлялась «политической провокацией», «орудием контрреволюции»,2'2 обуславливала развитие массового антибольшевистского движения. 250 Ш аргородский М.Д. Наказание по советскому уголовному праву. С. 407. 251 Там же. С. 78. 252 О профсоюзном движении// Вестник агитации и пропаганды. 1920. № 2. С. 24. 105 |