78 форматором, сочинившим «Евангелие мести» и придумавшим новейшей марки патентованное православие, с оправданием еврейских погромов, гражданских войн и белого террора. Самыми тяжелыми были обвинения со стороны религиозно-философского лагеря. Для Н.А. Бердяева, В.В. Зеньковского, как и для всех оппонентов И.А. Ильина, основной темой анализа его концепции сопротивления злу являлось православное обоснование, но критика была не всегда объективной и корректной. Н.А. Бердяева отличала необоснованность многих замечаний, для него «православие И.А. Ильина шито белыми нитками», взято напрокат для целей не религиозных, христианство «нехристианское и антихристианское». В итоге он вообще приходит к выводу, что мировоззрение И.А. Ильина и Л.11. Толстого схожи монистическим миросозерцанием.1 И.А. Ильин, отвергая взгляды Л.Н. Толстого и «моралистов», проповедующих борьбу со злом особыми методами работы над внутренним миром человека, называет их бе]-ущими от борьбы, ошибочно считающими, что их «жизненное и патриотическое дезертирство есть дело святости». Мораль Л.Н. Толстого, по его мнению, рассудочна, носит характер «раздвоенного самочувствия», «всеуравновешенной строгости», «эгоцентризма и субъективизма». И.А. Ильин не случайно заострил свое внимание на анализе категорий «мораль» и «духовность», поскольку именно их соотношение является основополагающим и принципиальным в философско-этической концепции о ненасилии Л.Н. Толстого, изложенной в различных работах («В чем моя вера?», «Закон насилия и закон любви», «Религия и нравственность», «Царство Божие внутри нас», «Не убий никого» и др.). В изложении И.А. Ильина мораль всегда учит не «добру» и «злу», а личной доброте и личной порядочности, поэтому в центре ее внимания находится человеческий индивид. Кроме того, тесно связана с понятиями добра и зла тема любви. Любовь недуховная — любовь инстинкта, которая ищет то, что данному человеку 1 См.: Ильин И.А. О сопротивлении злу силой // Ильин И.А. Собр. соч.: В Ют. Т. 5. М., 1993. С. 382-385, 539. |
128 философскому. Однако, как показывает анализ документов и публикаций того времени, обращение Ильина к текстам Евангелие вызывало их единодушное порицание. Остановим внимание лишь на некоторых эпизодах, позволяющих обозначить основное расхождение Ильина с идеями Толстого в главном особом христианском мировидении. О христианском обосновании "непротивления" Ильина писали жестко, называя его религиозным реформатором, сочинившим, "Евангелие мести" и придумавшим "новейшей марки патентованное православие, с оправданием еврейских погромов, гражданских войн и белого террора". Самыми тяжелыми были обвинения со стороны религиозно-философского лагеря. Для Н.А.Бердяева, В.В.Зеньковского, как и для всех оппонентов Ильина, основной темой анализа его концепции сопротивления злу являлось православное обоснование, но критика была нс всегда объективной и корректной. Бердяева отличала необоснованность многих замечаний, для него "православие И.Ильина шито белыми нитками", взято напрокат для целей не религиозных, христианство "нехристианское и антихристианское", в итоге он вообще приходит к выводу, что мировоззрение И.А.Ильина и Л.Н.Толстого схожи монистическим миросозерцанием [ 131, т. 5, с. 382 385, с.539]. Заслуживающими рассмотрения были аргументы В.В.Зеньковского, также считавшего, что основным заблуждением Ильина было обоснование взглядов на проблему с позиций православия. По мнению Зеньковского, рассмотрение проблемы сопротивления злу силой, по своему принципиальному существу восходящей к христианству, решается Ильиным в ветхозаветных тонах и с помощью дохристианских идей и концепций, (что собственно Ильин обозначал с самого начала). Называя такой подход христианским натурализмом, Зеньковский отмечает, что он проявляется в двух направлениях: одно из них "обнаруживает склонность к пантеизму, в силу чего проблема зла приобретает второстепенный, а потом и мнимый характер, как бы тонет в восприятии Бога в мире". Другое (ярко выраженное в почвенничестве, у Розанова) "склонно принимать натуральное уже несущим в 129 себе святыню". Несмотря на обший критический настрой, Зеньковский в отличие от многих других оппонентов Ильина отмечает немало положительного, хотя и с оговорками: "Ильин прав" и "если отбросить чрезвычайно мешаюшую патетичность речи, то в книге много подлинного, религиозного". В итоге, Зеньковский признает, что в книге Ильина есть особая, суровая честность, вся ее тональность религиозная (не внешняя, а внутренняя), чисто христианская, соприкасающаяся с самой существенной и ответственной темой нашего времени вопросом об основах мировоззрения, которое должно быть построено в итоге пережитого нами [131, т. 5, с. 429 444]. Это позволяет нам выделить объединительное начало концепций И.А.Ильина и Л.Н.Толстого, конечно, условное. Во-первых, они выстраиваются на основе религиозных традиций (у Ильина с опорой на дохристианские, ветхозаветные идеи, у Толстого на древневосточные традиции). Во-вторых, обозначена обшая цель необходимость борьбы со злом, но различными методами (сопротивление и непротивление). В-третьих, одним из основных методов борьбы со злом в двух концепциях является любовь. Ильин, отвергая взгляды Л.Н.Толстого и ".моралистов", проповедующих борьбу со злом особыми методами работы над внутренним миром человека, называет их бегущими от борьбы, ошибочно считающими, что их "жизненное и патриотическое дезертирство есть дело святости". Мораль Толстого, по его мнению, рассудочна, носит характер "раздвоенного самочувствия", "всеуравновешенной строгости", "эгоцентризма и субъективизма". Ильин не случайно заострил свое внимание на анализе категорий "мораль" и "духовность", поскольку именно их соотношение является основополагающим и принципиальным в философско-этической концепции о ненасилии Толстого, изложенной в различных работах ("В чем моя вера?", "Закон насилия и закон любви", "Религия и нравственность", "Царство Божие внутри нас", "Не убий никого" и др.). 131 сущности, есть не что иное, как учение о любви, нс извращенное ложными толкованиями" [334, с. 732]. Эти методы работы над внутренним миром человека в понимании Ильина и были "моралью бегства", "жизненным и патриотическим дезертирством", "декларацией собственного бессилия перед проявлениями зла" Называя Толстого одним из "замечательнейших носителей совестного акта в XIX веке", Ильин, однако, считает, что его доктрина противокультурна и исходит из ограниченного личного самосовершенствования и отталкивается не от совести, а от собственного рассудка. Именно поэтому мораль Толстого рассудочна [131, т. 1, с. 128]. Ильин не случайно заострил свое внимание на анализе категорий "мораль" и "духовность", ведь их соотношение является основополагающим и принципиальным во всей системе взглядов Толстого на проблему непротивления злу силой. Кроме того, тесно связана с понятиями добра и зла тема любви, поэтому необходимо выделить особый подход Ильина к определению ее видов и свойств, он сложен и требует отдельного параграфа, но в данном случае остановимся на основных определениях. Любовь недуховная любовь инстинкта, которая ищет то, что данному человеку субъективно нравится и может заключаться в формуле "этот предмет мне нравится, значит, ему должно быть присуще всякое совершенство .., мил значит, хорош, по милу хорош". В отличие от этого любовь духовная (любовь духа) тяготеет к достоинству, совершенству. Ильин поясняет ее более подробной формулой: "этот предмет хорош (может даже совершенен); он на самом деле хорош, не только для меня, но и для всех; он хорош объективно; он остался бы хорошим или совершенным и в том случае, если бы я его не увидел или не узнал, или не признал его качества; я слышу в нем дыхание и присутствие Божественного Начала, и потому я не могу не стремиться к нему; ему моя любовь, моя радость, мое служение" [ 131, т. 1, с. 70 75]. У Толстого же чувства, происшедшие от любви духовной, высшей, подразделяются на любовь ко всему существующему, отечеству, к извест |