81 или как муки раскаяния.1 2 3 Такую неопределенность наказания, рассчитанного только па моральные переживания, и подвергал сомнению И.Л. Ильин в критике толстовства, сомневаясь в положительных результатах самонаказания человека, совершившего тяжкое деяние. Для него неприемлемы и дипломатичные рассуждения С.Л. Франка, который единственным способом реально уничтожить зло считает «вытеснение его сущностным добром: ибо зло, будучи пустотой, «ч уничтожается только заполнением и, будучи тьмой, рассеивается только светом» . Поэтому в его рассуждениях наблюдается раздвоенность, для него толстовцы и правы, и неправы. Их правота, по его мнению, заключается в том, что насилием нельзя сотворить благо и истребить зло, что всякая внешняя, механическая и государственно-правовая деятельность не может способствовать внутреннему обретению добра в себе. Но не правы они, по С.Л. Франку, когда считают всю эту сферу человеческой жизни и деятельности ненужной и гибельной: «Если нельзя на этом пути сотворить благо, то можно и должно ограждать его; если нельзя истребить зло, то можно обуздать его и не позволить ему разрушать жизнь» ’. И.А. Ильин по-своему трактует франковскос понимание метафизических глубин в отношениях между людьми и более определенно и четко ставит свои границы между ограждением добра и обузданием зла, с одной стороны, и осуществлением добра и истреблением зла с другой. Но строит эти ограничения на основе единства таких понятий как нравственность, религия и христианство, не признавая автономии духовности, оторванной от евангельских истин. В рассмотрении положений нравственной концепции И.А. Ильину удалось не только дать обобщающий философско-психологический портрет моралиста-пепротивлснца, но и обосновать представление о насилии и ненасилии как мере ответственности человека за преобразование жизни на гуманистических принципах, а также показать различие между ненасилием и ' Лосскин И.О. Условия абсолютного добра: основы этики; чарактср русского народа. М., 1991. С. 144. 2См.: Франк С.Л. Духовные основы общества. М., 1992. С. 211-212. 3 Там же. С. 312. |
134 Система наказания, с его точки зрения, включает в себя наказание правовое и нравственное: чувство неудовлетворенности человека, как бы наказание внутри себя, как непосредственная "имманентная санкция нравственного закона". Она не осознается как наказание за нравственное зло, а проживается просто как неудовлетворенность своими неудачно поставленными целями; неудовлетворенность нравственного характера, испытываемые угрызения совести или как муки раскаяния [186, с. 144]. Такую неопределенность наказания, рассчитанного только на моральные переживания, и подвергал сомнению Ильин в критике толстовства, сомневаясь в положительных результатах самонаказания человека, совершившего тяжкое деяние. Для него неприемлемы и дипломатичные рассуждения Франка, который единственным способом реально уничтожить зло считает "вытеснение его сущностным добром: ибо зло, будучи пустотой, уничтожается только заполнением и, будучи тьмой, рассеивается только светом". Поэтому в его рассуждениях наблюдается раздвоенность, для него толстовцы и правы, и неправы. Их правота, по его мнению, заключается в том, что насилием нельзя сотворить благо и истребить зло, что всякая внешняя, механическая и государственно-правовая деятельность не может способствовать внутреннему обретению добра в себе. Но не правы они, по Франку, когда считают всю эту сферу человеческой жизни и деятельности ненужной и гибельной. "Если нельзя на этом пути сотворить благо, то можно и должно ограждать его; если нельзя истребить зло, то можно обуздать его и не позволить ему разрушать жизнь" [359, с. 211 -212, 312]. Ильин по-своему трактует франконское понимание метафизических глубин в отношениях между людьми и более определенно и четко ставит свои границы между ограждением добра и обузданием зла, с одной стороны, и осуществлением добра и истреблением зла с другой. Но строит эти ограничения на основе единства таких понятий как нравственность, религия и христианство, не признавая автономии духовности, оторванной от евангельских истин. 135 В рассмотрении положений нравственной концепции "непротивления" Толстого Ильину удалось не только дать обобщающий философскопсихологический портрет моралиста-непротивленца, но и обосновать представление о насилии и ненасилии как мере ответственности человека за преобразование жизни на гуманистических принципах, а также показать различие между ненасилием и примиренчеством [7, с. 8; 86, с.4; 158, с. 82]. Заданное Ильиным позитивное содержание ненасилия можно представить в следующем сравнительном ряде: все, что способствует преумножению добра, любви, очевидности в жизни конкретного человека и других людей, будет ненасильственным. Все же, что направлено против этого, в чем бы это ни выражалось (в психическом или физическом воздействии на сознание) будет насильственным. Такой подход позволил ему обосновать основные принципы сопротивления злу и возможность использовать для этого духовно и нравственно оправданные средства. Определяя такие методы, как "заставленис", "самопоиужденис", "понуждение", "пресечение" и границы допустимости использования наиболее довлеющих из них, философ обозначает непременные условия их применения. Во-первых, когда другие средства (молитва, любовь, свобода, убеждение) недостаточны. Во-вторых, если совершено подлинное зло, когда внутреннее понуждение оказывается бессильным, а злая воля выступает в качестве одержимой внешней силы, не останавливающейся ни перед чем. В-третьих, когда проявление сил зла агрессивно, жестко и многообразно. "Сопротивление злу силой допустимо не тогда, когда оно осуществимо, пишет Ильин, но лишь тогда и постольку, когда и поскольку оно оказывается неизбежным, а потому обязательным" [131, т. 5, с. 442]. Описанные философом средства борьбы со злыми силами нс имеют ничего общего с насилием, с которым необходимо бороться, ведь оно в его концепции есть деяние произвольное, необоснованное, возмутительное, преступающее рамки дозволенного, нападающее, притесняющее. Этот тер |