|
сов в корпусе жандармов: «Каждый, я думаю, согласится, что 6 или 7, иногда более жандармских офицеров, собранные в одной комнате, громко разговаривающие за стаканом чая или за завтраком —плохая, недостойная серьезного дела обстановка для производства судебных действий. Арестант, молодой человек, часто развитой, будучи введен в подобное общество, едва ли почувствует побуждение к раскаянию и станет откровенно что-нибудь высказывать, кроме озлобления и горечи. К тому же, как известно, революционеры относились к жандармам «с крайним раздражением». М. Баженов призывает поломать это порядок и в точном соответствии с законом 1871 г. перенести центр тяжести в расследовании дел о государственных преступлениях из жандармерии в прокуратуру, поручив ведение дознания лично прокурорам и их товарищам, которые должны поручать чинам жандармерии выполнение отдельных следственных действий. «Прокурор и только он может извлечь из политических обвиняемых какие-либо полезные сведения или признания», утверждает автор записки, но для этого нужно обеспечить «полное господство прокурорского надзора над делом» Таким образом, можно констатировать, что прокуратура не без труда завоевывала свое господствующее положение в расследовании политических дел. Свое превосходство над жандармами прокуроры не всегда использовали в интересах законности. Соединение в одном лице следствия и надзора при отсутствии у обвиняемого права обжаловать его действия и бесконтрольности лиц, производящих дознание, привело к тому, что прокуроры стали смотреть на обыски и аресты виновных и невиновных, «как на нечто обыденное и не требующее особых размышлений». Более того, «многие совестливые чины жандармского корпуса в провинции нередко тяготилась излишнею ревностью и чрезмерною требовательностью лиц прокурорского надзора, стремившихся найти преступную связь, угрожающую государственному порядку, в действиях, по существу своему и по личности обви130 |
373 надзора, а не иная, руководила составителями закона 1871 г.». По мнению автора записки, смысл этого закона заключался в том, что «прокурор суда, или его товарищ, мог и должен сам проводить дознание», а не только надзирать за ним. Но практика, как отмечал М. Баженов, пошла по другому пути, и этому способствовали следующие факторы: «Во-первых, все делопроизводство по дознанию принято держать у чинов жандармерии, во-вторых, для расспросов арестованных лиц (по крайней мере, в Петербурге) имеются особо назначенные помещения в здании штаба корпуса жандармов и, в-третьих, лица, задержанные, тотчас отправляются в арестантскую при III отделении, оттуда могут быть вызваны только по распоряжению жандармских офицеров». Обер-прокурор решительно протестовал против такого порядка, тем более, что он не основывался не только на законе, но не был закреплен даже подзаконными актами. Далее обер-прокурор подвергал самой суровой критике формы и методы работы офицеров жандармерии и, в частности, процедуру допросов в корпусе жандармов: «Каждый, я думаю, согласится, что 6 или 7, иногда более жандармских офицеров, собранные в одной комнате, громко разговаривающие за стаканом чая или за завтраком плохая, недостойная серьезного дела обстановка для производства судебных действий. Арестант, молодой человек, часто развитой, будучи введен в подобное общество, едва ли почувствует побуждение к раскаянию и станет откровенно что-нибудь высказывать, кроме озлобления и горечи». Тем более, что, как известно, революционеры относились к жандармам «с крайним раздражением». М. Баженов призывает поломать этот порядок и в точном соответствии с законом 1871 г. 148РГИА. Ф. 1405. Оп. 539. Д. 109. Л. 2. 149Там же. Л. 6. 374 перенести центр тяжести в расследовании дел о государственных преступлениях из жандармерии в прокуратуру, поручив ведение дознания лично прокурорам и их товарищам, которые должны поручать чинам жандармерии выполнение отдельных следственных действий. «Прокурор и только он может извлечь из политических обвиняемых какие-либо полезные сведения или признания», утверждает автор записки, но для этого нужно обеспечить «полное господство прокурорского надзора над делом».150 Таким образом, можно констатировать, что прокуратура не без труда завоевывала свое господствующее положение в расследовании политических дел. Это положение пародировал в одной из своих эпиграмм на прокурора А.Л. Боровиковский (сам в прошлом прокурор, перешедший впоследствии в адвокатуру): «Чинопочтение храня, Мне так покорна тварь земная: Жандармы слушают меня, Усами радостно играя». Свое превосходство над жандармами прокуроры не всегда использовали в интересах законности. Соединение в одном лице следствия и надзора при отсутствии у обвиняемого права обжаловать его действия и при бесконтрольности лиц, производящих дознание, привело к тому, что прокуроры стали смотреть на обыски и аресты виновных и невиновных «как на нечто обыденное и не требующее особых размышлений». Более того, «многие совестливые чины жандармского корпуса в провинции нередко тяготилась излишнею ревностью и чрезмерною требовательностью лиц прокурорского 150Там же. Л. 14. 151Троицкий H.A. Царизм под судом... С. 186. 375 надзора, стремившихся найти преступную связь, угрожающую государственному порядку, в действиях, по существу своему и по личности обвиняемых, заслуживающих, в крайнем случае, лишь обдуманного отеческого внушения». Пренебрежение к закону, зарождавшееся в прокуратуре при ведении политических дел, постепенно распространялось и на сферу расследования общеуголовных преступлений. А.Ф. Кони объяснял злоупотребления прокуроров тем, что в их рядах «не хватало людей, способных сознать важность и достоинство принятых на себя обязанностей», зато попадались даже на высоких постах лица, «вынесшие из своего прошлого отсутствие особой разборчивости в 1 целях и особой опрятности в средствах». Примером такого типа прокуроров мог служить прокурор Саратовской судебной палаты С.С. Жихарев, для которого, как считал А.Ф. Кони, «девять Сахалинов, вместе взятых, не были бы достаточным наказанием за совершенное им в середине 70-х годов злодейство по отношению к молодому поколению» . Проводя дознание по «делу 193-х», он привлек в качестве обвиняемых 770 человек, из них 265 были заключены под стражу, но было осуждено на каторгу только 28, к другим наказаниям 70 человек, более 90 человек умерли до суда, сошли с ума или покончили жизнь самоубийством. Более сложной, можно сказать, незаурядной фигурой, но, к сожалению, принадлежащей к тому же типу обвинителей был Н.В. Муравьев, автор неоднократно цитируемых выше произведений о русской прокуратуре. Человек, безусловно, выдающихся способностей, прошедший последовательно трудный путь от 152Кони А.Ф. Политическая записка 1878 г. С. 334. 153Там же. 154Кони А.Ф. Триумвиры. С. 317. Троицкий H.A. Процесс 193-х // Общественное движение в пореформенной России. М., 1965. С. 330. |