|
что у названных обвиняемых намерения лишить жизни Семенихина не было и, приняв во внимание постоянное место жительства их по месту прописки в деревне Сухой Неполке Щигровского уезда, где у них имеется недвижимость, судебный следователь при ходатайстве, нашел возможным изменить меру пресечения на особый надзор полиции».27 Полномочия прокуратуры по возбуждению некоторых категорий дел и преданию суду были ограничены. Прокурор не мог направить обвинение в суд без санкции соответствующих государственных органов о преступлениях членов императорской фамилии и позднее о преступлениях членов Государственной думы и Государственного совета без санкции императора. Предание суду чиновника исполнительной власти по должностным преступлениям осуществлялось тем начальством, от которого зависело его назначение на должность. Поэтому по таким делам прокурор, получив законченное следствие, передавал его со своим обвинительным актом не в суд, а соответствующему начальнику обвиняемого, который мог утвердить этот акт или освободить обвиняемого от ответственности. В последнем случае прокуратура могла опротестовывать такое решение вплоть до Соединенного присутствия Первого и кассационного по уголовным делам департамента Сената. Правда, позже практика Сената способствовала повышению значения прокурорских протестов по таким делам. Еще более сложный порядок предания суду был установлен для должностных лиц первых трех классов. Заключение, аналогичное обвинительному акту, в отношении них составлялось обер-прокурором уголовного кассационного департамента Сената. В связи с этим нужно обратить внимание не столько на привилегии бюрократии в бюрократическом государстве, сколько на то, что даже прокурор, хотя и рассматривался законодателем как представитель правительственной власти в суде, был отстранен в значительной мере от решения 97 |
348 следствие, а должен был представить свое заключение по этому вопросу на рассмотрение суда. Заключение прокурора о предании обвиняемого суду излагалось в форме обвинительного акта, который представлялся в зависимости от подсудности прокурору судебной палаты или окружному суду. По делам частного обвинения ни обвинительного акта, ни иного заключения прокурора не требовалось. Однако прокурор имел право следить за его производством, присутствовать в зале судебного заседания и в том случае, когда обнаруживался его публичный характер, вступать в дело. В делах публично-частного характера, указанных в ст. 157 Уложения о наказаниях, прокурор, оставляя потерпевшему инициативу преследования, принимал на себя поддержание обвинения в дальнейшем уже на общих основаниях. Прокурор судебной палаты на ее заседании, посвященном преданию суду, зачитывал заключение местного прокурора и представлял по необходимости свои комментарии к нему. Дальнейшее рассмотрение этого вопроса продолжалось без него. В тех случаях, когда судебная палата принимала определение о предании суду такого обвиняемого, в отношении которого прокурор окружного суда полагал дело прекратить, прокурор судебной палаты должен был поручить дальнейшее ведение дела в суде кому-либо другому из своих подчиненных или принять его непосредственно к своему исполнению, но не требовать, чтобы прокурор окружного суда поддерживал обвинение вопреки своему убеждению (ст. 539 Устава уголовного судопроизводства). Власть прокуратуры по возбуждению некоторых категорий дел и преданию суду была ограничена. Прокурор не мог направить обвинение в суд без санкции соответствующих государственных 349 органов о преступлениях членов императорской фамилии и позднее о преступлениях членов Государственной думы и Государственного совета без санкции императора. Предание суду чиновника исполнительной власти по должностным преступлениям осуществлялось тем начальством, от которого зависело его назначение на должность. Поэтому по таким делам прокурор, получив законченное следствие, передавал его со своим обвинительным актом не в суд, а соответствующему начальнику обвиняемого, который мог утвердить этот акт или освободить обвиняемого от ответственности. В последнем случае прокуратура могла опротестовывать такое решение вплоть до Соединенного присутствия Первого и кассационного по уголовным делам департамента Сената. Правда, позже практика Сената способствовала повышению значения прокурорских протестов по таким делам. Еще более сложный порядок предания суду был установлен для должностных лиц первых трех классов. Заключение, аналогичное обвинительному акту, в отношении них составлялось оберпрокурором уголовного кассационного департамента Сената. В связи с этим хотелось бы обратить внимание не столько на привилегии бюрократии в бюрократическом государстве, сколько на то, что прокурор, хотя и рассматривался законодателем как представитель правительственной власти в суде, но даже он был отстранен в значительной мере от решения столь деликатного вопроса, не пострадает ли авторитет государства, если преступные деяния чиновника будут вскрыты и наказаны. Думается, этот факт свидетельствует о том, что прокурор по уголовным делам выступал как защитник закона и обвинитель, независимый от каких бы то ни было местных или ведомственных интересов. Такая самостоятельность прокуратуры и следование принципу dura lex sed |