|
ставлять дело в одностороннем виде, извлекая из него только обстоятельства, уличающие подсудимого, ни преувеличивать значения имеющихся в деле доказательств и улик или важности рассматриваемого преступления». Если же прокурор в ходе судебного следствия убеждался в несостоятельности предъявленного обвинения, то он мог отказаться от поддержания обвинительного акта, «заявив о том суду по совести». В объяснительной записке к Уставу уголовного судопроизводства говорилось, что «...прокурор обязан выставить все предъявляющиеся в деле против подсудимого доказательства и улики, но, имея в виду, что конечная цель его действий есть раскрытие истины, он не должен представлять дело в одностороннем виде, чтобы при защите, неравносильной с обвинением, не ввести судей в заблуждение». Например, товарищ прокурора Курского окружного суда Найденов докладывал прокурору Харьковской судебной палаты: «...ставлю в известность, что представленное Вами на основании 1039 ст. Уст. Угол. Суд., 22 июля 1912 года дело № 26 вместе с проектом обвинительного акта о крестьянине Стефане Афанасьеве Кузьминове, обвиняемом по 24. 103 и 2 и 3 п. 1 ч. 129 ст. Угол. Улож., рассмотрено 17 декабря 1912 года особым присутствием Харьковской судебной палаты, причем приговором особого присутствия названный Кузьминов за недоказанностью приписываемых ему деяний признан невиновным и на основании 1 п. 771 ст. Уст. Угол. Суд., по суду оправданным. Означенный приговор вступил в законную силу 4 января 1913 года. Ни кассационной жалобы, ни протеста на приговор принесено не было. Мера пресечения принята по отношению к Кузьминову до суда со1А держание под стражей после суда судебной палатой была отменена». Роль «говорящего публично судьи» прокурор приобретал благодаря своему беспристрастному отношению к делу, но в судебном заседании он обладал правами одной из сторон, одинаковыми с правами подсудимого или его защитника: представлять доказательства, участвовать в допросе 99 |
жалких” слов». Такой гуманный и вполне рациональный характер обвинения на суде был обусловлен не особыми национальными качествами русских прокуроров, а нормами судебных уставов, в которых был учтен не всегда удачный опыт европейской прокуратуры. Предотвратить появление у нас французского типа настойчивого обвинителя, стремящегося к осуждению подсудимого во что бы то ни стало, или немецкого типа догматичного докладчика обвинительного акта должны были ст. 739 и 740 Устава уголовного судопроизводства. Они предписывали, что «прокурор в обвинительной речи не должен ни представлять дело в одностороннем виде, извлекая из него только обстоятельства, уличающие подсудимого, ни преувеличивать значения имеющихся в деле доказательств и улик или важности рассматриваемого преступления». Если же прокурор в ходе судебного следствия убеждался в несостоятельности предъявленного обвинения, то он мог отказаться от поддержания обвинительного акта, «заявив о том суду по совести». В объяснительной записке к Уставу уголовного судопроизводства говорилось, что «прокурор обязан выставить все предъявляющиеся в деле против подсудимого доказательства и улики, но, имея в виду, что конечная цель его действий есть раскрытие истины, он не должен представлять дело в одностороннем виде, чтобы при защите, неравносильной с обвинением, не ввести судей в заблуждение».118 Таким образом, «отцы судебной реформы» стремились к тому, чтобы прокурор предстал в процессе как «говорящий публично судья». Как утверждал А.Ф. Кони, «таким взглядом на свои 117 117Кони А.Ф. Приемы и задачи прокуратуры. С. 124. 118Судебные уставы... С. 286. обязанности было проникнуто большинство членов прокуратуры в столицах и провинции в первое десятилетие судебной реформы. Тогда в устах прокурора слова “проиграл дело” по случаю оправдательного приговора были бы большим диссонансом со всем характером деятельности». 1 Роль «говорящего публично судьи» прокурор приобретал благодаря своему беспристрастному отношению к делу, но в судебном заседании он обладал правами одной из сторон, одинаковыми с правами подсудимого или его защитника: представлять доказательства, участвовать в допросе свидетелей и экспертов, делать замечания и давать объяснения, опровергать доводы и соображения противной стороны, отводить свидетелей и присяжных заседателей. Участвуя в прениях сторон, прокурор в обвинительной речи обязан был изложить суть и доказательства обвинения по итогам судебного следствия и свое заключение о степени вины подсудимых. В обвинительной речи он не мог касаться обстоятельств, не проверенных на суде. До 1910 г. в суде с участием присяжных заседателей сторонам было запрещено касаться вопросов квалификации преступных деяний и наказания, назначаемого за них законом, до вынесения обвинительного вердикта. После речи защитника прокурор имел право представлять свои возражения, но право последнего слова в прениях принадлежало защите. Таким образом, судебные уставы, казалось бы, создали идеальный тип государственного обвинителя, который, восприняв лучшие черты французского прокурора, смягчил их в духе русской дореформенной прокуратуры, соединявшей в себе функции «блюстителя закона», «взыскателя наказания» и «защитника невинности». 119Кони А.Ф. Приемы и задачи прокуратуры. С. 125— 126. |