«Может произойти, что прежде юридическая защита была нужна для существования отношения, а потом стала ненужною. В таком случае отношение, бывшее прежде правовым, потом потеряло это качество. Форма правового существования есть постоянная принадлежность отношения: она только одна из форм его последовательного развития. Было бы нелепо настаивать на правовом состоянии отношения, когда оно успело уже достигнуть состояния более высшего» . С одной стороны, такое понимание несет на себе отпечаток высокой православной духовности, поскольку православная традиция всегда ставила дух выше буквы, деятельную сострадательность выше самого изощренного формального рассудка. С другой же стороны, оно незаметно подтачивает саму сущность права, отводя ему роль второстепенного, малоценного регулятора. Особенно ярко изъян такого правопонимания проявляется, конечно же, в вопросе о правах личности, который служит здесь индикатором. «Учение о неотчуждаемых и ненарушимых правах человека, пишет Б.Н. Чичерин, которые государство должно только охранять, но которых оно не смеет касаться, есть учение анархическое» . Нет нужды объяснять, что такая позиция в корне противоречит традиции правопонимания и правоприменения, сложившейся на Западе и адекватной гражданскому обществу. Ведь суть последней, как указывают исследователи, «сводится к акцентуации различий между моралью и правом, к пониманию того, что право это рациональный инструмент, в конечном счете защищающий нравственные ценности общества именно благодаря тому, что оно представляет собой неподверженную непосредственному о/ влиянию морали формализованную систему» . Кстати, понимание необходимости этой дистинкции отчетливо прослеживается у П. Сорокина, мыслившего в духе рациональности. Разграничивая право и нравственность, Сорокин рассматривает правовые воления как «категорически70 84 Муромцев С.А. Определение и основное разделение права. Цит. по: История русской правовой мысли. Биографии, документы, публикации. М, 1998. С. 200-201. 85Чичерин Б.Н. Собственность и государство. Часть вторая. М., 1883. С. 301. 86Касьянов В.В., Нечипуреико В.Н. Социология права. Ростов н/Д: Феникс, 2001. С. 307. |
тинкций, что в кризисных ситуациях легко приводит к противопоставлению нравственности и права и сознательному пренебрежению правом во имя следования нормам нравственности. Действительно, обратившись к трудам отечественных классиков философско-правовой мысли, мы обнаруживаем в их концепциях тенденцию к прямому отождествлению или, по крайней мере, к тесному сближению до полного нивелирования различий правовых и нравственных регуляторов поведения личности. И.А. Ильин, например, обосновывает непосредственно-интуитивный, даже инстинктивный характер феномена правосознания, практически сливая последнее с нравственностью и религиозной духовностью: "Правосознание есть особого рода инстинктивное правочувствие, в котором человек утверждает свою собственную духовность и признает духовность других людей"1. С.А. Муромцев подчеркивает возможность более высокого состояния общества, чем правовое: "Может произойти, что прежде юридическая защита А ' щ была нужна для существования отношения, а потом стала ненужною. В таком случае отношение, бывшее прежде правовым, потом потеряло это качество. Форма правового существования есть постоянная принадлежность отношения: она только одна из форм его последовательного развития. Было бы нелепо настаивать на правовом состоянии отношения, когда оно успело уже достигнуть состояния более высшего"2. С одной стороны, такое понимание несет на себе отпечаток высокой православной духовности, поскольку православная традиция всегда ставила дух выше буквы, деятельную сострадательность выше самого изощренного формального рассудка. С другой же стороны оно незаметно подтачивает саму сущность права, отводя ему роль второстепенного, малоценного регулятора. Особенно ярко изъян такого правопонимания проявляется, конечно же, в вопросе о правах 1Ильин И.А. О сущности правосознания//Ильин И.А. Соч.Т. I. М., 1993. С. 143. 2 Муромцев С.А. Определение и основное разделение права. Цит. по: История русской правовой мысли. Биографии, документы, публикации. М., 1998. С. 200-201. 96 личности, который служит здесь индикатором. "Учение о неотчуждаемых и ненарушимых правах человека, пишет Б.Н. Чичерин, которые государство должно только охранять, но которых оно не смеет касаться, есть учение анархическое"1. Нет нужды объяснять, что такая позиция в корне противоречит традиции правопонимания и правоприменения, сложившейся на Западе и адекватной гражданскому обществу. Ведь суть последней, как указывают исследователи, "сводится к акцентуации различий между моралью и правом, к пониманию того, что право это рациональный инструмент, в конечном счете защищающий нравственные ценности общества именно благодаря тому, что оно представляет собой неподверженную непосредственному влиянию морали формализованную систему"2. Кстати, понимание необходимости этой дистинкции отчетливо прослеживается у П. Сорокина, мыслившего в духе рациональности. Разграничивая право и нравственность, Сорокин рассматривает правовые воления как «категорически-обязательные», а нравственные как «рекомендуемо-пожелательные»3. Отсюда следует, что формирование гражданского общества, соответствующих ему аксиологической системы, правосознания и правовой культуры невозможно без осуществления переориентации общественного и индивидуального сознания на признание приоритета права, без выработки адекватной правовой установки, которая должна стать основой мотивации правомерного поведения и активного положительного отношения к праву. Однако приходится признать, что в настоящее время, хотя значительная часть населения России оказалась в состоянии воспринять систему ценностей гражданского общества, большинство россиян все же продолжает придерживаться привычных аморфно-синкретических представлений о соотношении нравственности и формального права в регуляции поведе1 Чичерин Б.Н. Собственность и государство. Часть вторая. М., 1883. С. 301. 2Касьянов В.В., Нечипуреико В.Н. Социология права. Ростов н/Д: Феникс, 2001. С. 307. 3Сорокин /7. А. Общедоступный учебник социологии. М., 1994. С. 166. |