|
в семь раз ниже 79 словоупотреблений, имею щ их следую щ ее распределение по указанным выше жанрам: 25 8 34 12!. Следует учесть, что европейские критики русской классической литературы такж е обращали внимание на ключевую роль для нее концепта правды. О ни видели в этом проявление этической направленности, т.е. этноцентризма, русской культуры. Так, Де Вогтоэ один из первых ф ранцузских специалистов по русской литературе писал о русских писателях: «Каждое их произведение мотивируется двойным стремлением к истине и справедливости. Это стремление двойное для нас и единое для них. Русское слово правда, соответствующее понятиям истина и справедливость, имеет два смысла или, лучше сказать, имеет две идеи в одном нераздельном понятии. Это дает повод для серьезных размыш лений, ибо язы к заключает в себе философию нации»2. Д ействительно, нравственный им ператив для русского сознания это прежде всего требование справедливости и справедливого суда, а не выполнения христианских заповедей, причем суда не столько личного, сколько социального. Этический компонент, присутствую щ ий в семантике «правды», осмысляется именно в понятиях справедливости. Это удачно выразил Н.К. М ихайловский: «Всякий раз, как мне приходит в голову слово правда, я не могу не восхищ аться его поразительною внутренней красотой. Такого слова нет, кажется, ни в одном европейском языке. Кажется, только по-русски истина и справедливость сливаются в одно великое целое... Я никогда не мог поверить и теперь не верю, чтобы нельзя было найти такую точку зрения, с которой правда-истина и правда-справедливость являлись бы рука об руку, одна другую пополняя»3. А налогичную мысль высказывает Н.А. Бердяев: «Все исторические и психологические данные говорят зато, что русская интеллигенция м ож ет 1См.: Частотный словарь русского языка. / Рея. JI.H. Засорина. М., 1977. 2 De Vogue Е.М. Le roman russe. P., 1897. P. 312. 3 М ихайловский Н.К. Соч. Т. I. СПб., 1896. С. V. |
636 Ч а с т ь V I. И с т и н а и п р а в д а во правда обделено рифмой, но наделено громадным числом дериватов: в русском языке, как отмечалось выше, насчитывается более 150 слов с корнем прав-, тогда как от основы ист ин-a образуются только прилагательное, наречие и имя качества (ист инный, истинно, истинность). Истина и вправду одинока. Слово правда обладает, кроме того, высокой частотностью. Его рейтинг — 579 на один миллион словоупотреблений. Они распределены между периодикой (124), драматургией (230), научной и публицистической литературой (84) и художественной прозой (141). Рейтинг истины в семь раз ниже — 79 словоупотреблений, имеющих следующее распределение по указанным выше жанрам: 25 — 8 — 34 — 12 [ЧСРЯз 1977]. Что Касается художественного мира Толстого, то о нем обычно писали прежде всего в терминах правды. Приведем тому пример из Н. А. Бердяева: «Там (в повести «Казаки» и романах) утверждалась правда первичной народной жизни и ложь цивилизации ... Повсюду и всегда Толстой изображает правду жизни, близкой к природе, правду труда, глубину рождения и смерти по сравнению с лживостью и неподлинностью так называемой «исторической» жизни и цивилизации ... Правда для них в природно-бессознательном, ложь — в цивилизованно-сознательном» [Бердяев 1990а, № 2, 92]. В том же духе пишет Достоевский о чтении «Анны Карениной»: «И вот вдруг явилась сцена смерти героини (потом она снова выздоровела) — и я понял всю существенную часть целей автора. В самом центре мелкой и наглой жизни появилась великая и вековечная ж изненная правда и разом все озарила ... Вся скорлупа их ( мелких и лживых людей) исчезла и явилась одна их истина ... Читатель почувствовал, что есть правда жизненная, самая реальная и самая неминуемая, в которую и надо верить» ([Достоевский 1972-1990, т. 25, 52], курсив мой. — H.A.). Достоевский только раз и точно употребляет слово истина, подразумевая под ней прообраз человека. Метафорика язы ка истины и лжи в текстах Толстого — художественных, религиозных и публицистических — проанализирована в [Danaher, рукопись]. Небезынтересно отметить, что европейские критики русской классической литературы также обращали внимание на ключевую роль для нее концепта правды. Они связывали это с этической направленностью русской культуры, которой соответствовала семантика правды. Так, Де Вогюэ — один из первых французских специалистов по русской литературе— писал о русских писателях: «Каждое их произведение мотивируется двойным стремлением — к истине и справедливости. Это стремление двойное для нас и единое для них. Русское слово правда, соответствующее понятиям истина и справедливость, имеет два смысла или, лучше сказать, имеет две идеи в одном нераздельном понятии. Это дает повод для серьезных размышлений, ибо язык заключает в себе философию нации (les langues trahissent les conceptions philosophiques des races» [De Vogüé 1897, 312]. Нравственный императив для русского сознания — это прежде всего требование справедливости и справедливого суда, а не выполнения христианских заповедей, причем суда не столько личного, сколько социального. Этический компонент, присут г 7. Заключение 637 ствующий в семантике «правды», осмысляется именно в терминах •справедливости. Это недвусмысленно выразил Н. К. Михайловский. Он ¡начинает предисловие к первому тому своих сочинений следующими [словами: «Всякий раз, как мне приходит в голову слово правда, я не 'могу не восхищаться его поразительною внутренней красотой. Такого (слова нет, кажется, ни в одном европейском языке. Кажется, только Iпо-русски истина и справедливость сливаются в одно великое целое... 1Я никогда не мог поверить и теперь не верю, чтобы нельзя было найти такую точку зрения, с которой правда-истина и правда-справедливость являлись бы рука об руку, одна другую пополняя» [Михайловский 1896, V]. В том же духе высказывался Н. А. Бердяев: «Все исторические и психологические данные говорят за то, что русская интеллигенция может перейти к новому сознанию лишь на почве синтеза знания и веры, синтеза, удовлетворяющего положительно ценную потребность интеллигенции в органическом соединении теории и практики, “правды-истины” и “правды-справедливости”» [Бердяев 19906, 25]. Суждения русских социологов и даже философов о том или другом феномене часто редуцировались к утверждению наличия или отсутствия в нем правды; ср. такие выражения, как неправда крепостного права (капит ализма), правда гуманизма, правда (неправда) революции и др. Такого рода оценки подразумевали прежде всего фактор справедливости по отношению к человеку, вовлеченному в те или другие социальные отношения. Выражение «Правда у Бога, а кривда на земле» имеет в виду справедливость Божьего суда и несправедливость человеческого. Правда постоянно соседствует со справедливостью. В одном из своих стихотворений в прозе (оно называется «Истина и правда») Тургенев восклицает: «Правда и справедливость! За правду и умереть согласен» [Тургенев 1953—1958, т. 8, 522]. Справедливость приближается к правде по своему ценностному рейтингу. Один из героев Тургенева говорит: «...добро есть на сем свете одно: справедливость, да и самая добродетель есть не что иное, как справедливость» [там же, 214). Чувство справедливости свойственно всем слоям общества. Достоевский, наблюдая за поведением каторжников, приходит к следующему заключению: «Высшая и самая характеристическая черта нашего народа — это чувство справедливости и ж аж да ее» [Достоевский 1972-1990, т. 4, 121]. Дворянское сословие, не менее, чем каторжники, также стремится к справедливости; об этом свидетельствует, например, разговор между Левиным и Стивой Облонским о справедливости сословных преимуществ. Облонский сознает, что его преимущества несправедливы, но пользуется ими с удовольствием. Левин ему отвечает: «Нет, если б это было несправедливо, ты бы не мог пользоваться этими благами с удовольствием, по крайней мере, я не мог бы, мне, главное, надо чувствовать, что я не виноват». Этот диалог послужил поводом для пространных комментариев Достоевского [там же, т. 25, 51 и сл.], а позднее В. В. Розанова, сосредоточившегося уже не столько на тексте Толстого, сколько на соображениях Достоевского [Розанов 1996, 490-501; 580-593]. |