|
интегральное, а фактически дезинтегрирующее значение для общества. Рассматривая любой из процессов мобилизации за последние десятилетия, в большей или меньшей степени адекватными по отношению к ним представляются следующие характеристики. Изменившие своё положение социальные группы оказались в новом статусе, и поэтому не только в личностном, но и в социокультурном аспекте оказались в чуждой им общественной среде. Новое общественное положение в основном приходило на смену исторически зафиксированной, глубоко впитанной, интериоризированной культуре, что углубляло культурный разрыв между старой и новой культурой. Процессы мобильности протекали между общественными позициями, и без того отдалёнными друг от друга. Значительная культурная отдалённость сама по себе снижала возможность усвоения культуры. Наиболее характерная особенность всех этих процессов мобильности состоит в том, что каждый из них контролировался и управлялся сверху, был навязанным обществу тем или иным способом. Итак, люди обретали новый статус отнюдь не благодаря своим общественным стремлениям, и на новую социальную позицию попадали люди, которые не соответствовали таковой по своим способностям, данным и призванию. Процессы социальной мобильности касались лишь отдельных сегментов, жизненных сфер, в то время как в других сохранялись прежние характеристики, что делало конфликтным само общественное изменение, прежде всего жизнь причастных к нему лиц. Трудности усвоения новой культуры превышали блага, связанные с мобильностью. Смена социальных позиций индивидов в большинстве случаев сопровождалась потерей идентичности, утратой способности к социальной ориентации, различными видами депривации, маргинализацией, чувством безнадёжности и т.д. Изменения, перевернувшие жизнь российского общества, дезинтегрировавшие как социальную структуру, так и положение отдельных лиц, в конце 90-х годов замедлились, позднее с точки зрения |
массового отречения от определенных фрагментов личной жизни. (Весьма характерной была практика, согласно которой желающий мог переписать свою автобиографию, находившуюся у работодателя). В итоге общество вновь повернуло к тотальной аномии. Перемены в структуре общества послужили также углублению аномии. В период между двумя мировыми войнами для большинства членов общества ощущение и реальность неизменности социального статуса служили сильным удручающим фактором. Не так происходило после второй мировой войны, когда, наоборот, чрезмерно быстрые и в основном сверху управляемые процессы реорганизации дезинтегрировали венгерское общество. Политическая смена власти после 1948 г. означала для прежней элиты резкое понижение статуса, в то же время для политической элиты рабочего класса возможность мобильности вверх. Обе общественные группы оказались в чужой, до сих пор никогда ими не практикуемой ситуативной, ролевой и статусной среде. Тем не менее влияние этой смены было относительно незначительным, потому что касалось малого числа людей. Но кто определит, в какой степени это изменение затронуло жизнь всего общества? Несколько по-другому обстояло дело с мобильностью горизонтальной из деревни в город, из аграрного сектора в индустриальный, которая с 50-х до середины 70-х годов повлияла на жизненные условия чуть ли не каждого третьего жителя страны. С середины 70-х наблюдалось увеличение числа интеллигенции, прежде всего благодаря административным мерам, с 80-х годов до наших дней обеднение значительной части среднего слоя составляет в нашей стране основную тенденцию. Параллельно и в связи с этим происходил чрезвычайно быстрый рост предпринимательского слоя. Конечно, можно говорить об обогащении отдельных общественных групп, но парадоксально то, что их вертикальная мобильность имела не интегральное, а фактически дезинтегрирующее значение для общества. Рассматривая любой из процессов мобильности за последние десятилетия, в большей или меньшей степени правдивыми по отношению к ним находим следующие характеристики. Группы, сменившие свое положение, зачастую в первый раз в истории оказались в новом статусе, и поэтому не только в личностном, но и в культурном аспекте оказались в чуждой им общественной среде. Новое общественное положение в основном приходило на смену исторически зафиксированной, глубоко впитанной, интериоризированной культуре, что углубляло культурный разрыв между старой и новой культурой. Процессы мобильности протекали между общественными позициями, и без того отдаленными друг от друга (политическое преследование власть, крестьянская форма жизни рабочая жизнь, сельское общество город, рабочая жизнь позиция интеллигенции, средний класс положение бедноты, жизнь служащего предпринимательская деятельность и культура). Значительная культурная отдаленность сама по себе снижала возможность усвоения культуры. Наиболее характерная особенность всех этих процессов мобильности состоит в том, что каждый из них контролировался и управлялся сверху, был навязанным обществу тем или иным способом. В результате оказалось следующее: 1) люди обретали новый статус отнюдь не благодаря своим общественным стремлениям; 2) на новую общественную позицию попадали люди, которые не соответствовали таковой по своим способностям, данным и призванию; 3) процессы мобильности касались лишь отдельных сегментов, жизненных сфер, в то время как в других сохранялись прежние характеристики, что делало конфликтным само общественное изменение, прежде всего жизнь причастных к нему лиц; 4) трудности усвоения новой культуры перевесили общественные блага, связанные с мобильностью. Общественные изменения позиций индивидов, формально расцениваемые как развитие, в большинстве случаев сопровождались потерей идентичности, утратой способности к социальной ориентации, депривацией отношений, сегрегацией, маргинализацией, чувством безнадежности и т.д. Стоит отметить, что изменения, перевернувшие жизнь венгерского общества, дезинтегрировавшие как социальную структуру, так и положение отдельных лиц, начиная с 80-х годов замедлились, позднее с точки зрения крупных общественных групп по существу остановились (если не учитывать обеднение средних слоев и образование немногочисленной новой элиты). Таким образом, структура венгерского общества заморозилась и это произошло, когда дисфункциональные воздействия предшествующих процессов еще продолжались. Подобная консервация болезненного состояния усиливает распространение аномии. С точки зрения анализа девиаций, прежде всего самоуничтожающего поведения индивидов, следует отметить еще один момент. Венгерское общество воспроизводило характерный для восточноевропейских стран традиционные патерналистские и авторитарные принципы, политизирующие жизнь индивидов. Сегодня картина изменилась. Патернализм сменился деполитизацией жизни индивидов. Чрезмерная запланированность и тотальная 87 |