роли изучаемого аспекта специфики как с развитием раскола, так и с возможностью его преодоления'. Российская социокультурная матрица включает в себя прочную тягу к сохранению эмоциональной доминанты в культуре, почти полностью подчиняющей себе ее интеллектуальный элемент, а также интерпретацию нравственности как эмоциональной стихии сострадания. Наличие сильной эмоциональной доминанты и слабость интеллектуального начала в культуре предопределили, помимо всего прочего, формирование в России специфического типа правовой культуры. Его основной характеристикой является и на это многократно указывали различные авторы отчетливый приоритет морали и нравственности как социального регулятора по отношению к праву, что означает в конечном счете дефицит правосознания, подмену его деформированным моральным сознанием, этикоценгризм как принципиальную черту правового менталитета. Сфера морали, как правило, рассматривается как сфера регулирования традицией, обычаем, внутренним нравственным законом (совестью), и нередко противопоставляется праву как внешнему силовому регулированию, опосредованному государственной властью и общественным контролем. В такой трактовке право, защищающее минимальные и общезначимые социальные нормы, обладает меньшей ценностью, чем моральные отношения. Известный исследователь Э.Ю. Соловьев пишет об этом так: “Высокие нравственные качества русского народа (его способность к состраданию, любви, прощению, терпению, самоотвержению) давно получили всемирное признание. Но было бы благодушием не видеть их неприглядной оборотной стороны, а именно давнего и острого дефицита правосознания, который в сфере самих моральных отношений выражал себя, прежде всего как отсутствие уважения к индивидуальной нравственной самостоятельно1 Андреев А. Современные дискуссии о специфике России //Тезисы докладов XXXII научной конференции студентов. Самара: Самарский университет, 2001. С. 13-15. |
восприятия правовых основ построения социальной системы, отметим хотя бы пюинципиалькое отличие кризиса поавосознания э России, связанного не только с изменением строя, роли государства, политических ценностей нации но и с традицией низкой культуры правосознания, которая всегда была характерна для нашего общества. Известный исследователь Э.Ю. Соловьев пишет об этом так: «Высокие нравственные качества русского народа (его способность к состраданию, любви, прощению, терпению, самоотвержению) давно получили всемирное признание. Но было бы благодушием не видеть их неприглядной оборотной стороны, ащ именно давнего и острого дефицита правосознания, который в сфере самих моральных отношений выражал себя прежде всего как отсутствие уважения к индивидуальной нравственной самостоятельности (автономии) и как упорное сопротивление идее примата справедливости над состраданием».2 Он совершенно справедливо отмечает, что дефицит правосознания оказывал обратное разрушительное влияние на культуру, поскольку в периоды общественных кризисов «губил... самое нравственность». Вершина национального философского духа, русская моральная философия страдала в этом смысле дефицитом правопонимания, будучи, парадоксальным образом, при этом предельно этикоцентричной. В результате высочайшие нравственные авторитеты русской культуры XVIII-XIX веков своим творчеством транслировали и распространяли правовой инфантилизм, ибо даже в ин16 2 Соловьев Э.Ю. Прошлое толкует нас. М., 1991. С.230.II |