|
церковных ценностей в пользу голодающих от 23 февраля 1922 г. РПЦ с воодушевлением собирала по призыву патриарха Тихона средства, но органы государственной власти стали изымать предметы, которые имели богослужебное употребление. Изъятие этих предметов затрагивало вероисповедные принципы и чувства верующих, противоречило принципам права на свободу совести, на осуществление религиозных обрядов, служб. Однако острота обстановки, политизация настроений, характерная для периода гражданской войны, ориентация на решение вопросов административными и репрессивными мерами, в конечном итоге привело к осложнению отношений между Советским государством и Русской церковью, вызвало неоправданные жертвы, повлекло обвинения церковных деятелей, включая патриарха Тихона, в контрреволюционных настроениях и саботаже выполнения постановлений ВЦИК. Так, например, священнослужитель А. Мень считал, что определенная вина за ограничение свободы религиозной совести в Советской России ложится и на христиан: «значительная часть иерархов и церковных людей оказалась не готовой к радикальным переменам и отнеслась к ним с открытой или молчаливой враждебностью»1 . Необходимо отметить, что в документах первых лет советской власти имелись новеллы, призывающие считаться с тем, что подавляющая часть населения была верующей. В этом смысле представляют интерес партийные документы, в которых обращалось особое внимание на то, что атеистическая пропаганда должна строиться на неукоснительном соблюдении принципов свободы совести. Так, в постановлении ЦК РКП (б) 1921 г. «По вопросу о нарушениях п. 13 Программы РКП (б) и о постановке антирелигиозной пропаганды» указывалось, что атеистическая пропаганда должна избегать узкого направления агитации против представителей одного какого-либо культа и должна быть направлена не против отдельных религиозных организаций, а против религиозного мировоззрения. При этом 47 1См.: Мень, А. Религия, культ личности и секулярное государство. На пути к свободе совести. М., 1988. С. 104. |
время экстренно изданный декрет об отделении церкви от государства вызвал протест религиозных кругов, видевших в нем акт дискриминации»’. В качестве ответной реакции на действия Русской православной церкви Постановлением народных комиссаров юстиции и Внутренних дел от 19 июня 1923 г. вновь было обращено внимание религиозных организаций, верующих, священнослужителей, что их религиозная деятельность не должна выходить за рамки удовлетворения религиозных потребностей, что необходимо строгое соблюдение Декрета о свободе совести2. Анализ практики свидетельствует о том, что нередко конфликты возникали из-за излишнего администрирования, из-за отсутствия понимания сути религиозных обрядов, нежелания уважать чувства верующих. Так, характерный пример такого рода проблемы вокруг Декрета об изъятии церковных ценностей в пользу голодающих от 23 февраля 1922 г. Русская православная церковь с воодушевлением собирала по призыву патриарха Тихона средства, но органы государственной власти стали изымать предметы, ► которые имели богослужебное употребление. Изъятие этих предметов затрагивало вероисповедные принципы и чувства верующих, противоречило принципам права на свободу совести, на осуществление религиозных обрядов и служб. Однако острога обстановки, политизация настроений, характерная для периода гражданской войны, ориентация на решение вопросов административными и репрессивными мерами, в конечном итоге привело к осложнению отношений между советским государством и Русской церковью, вызвало неоправданные жертвы, повлекло обвинения церковных деятелей, включая патриарха Тихона, в контрреволюционных настроениях и саботаже выполнения постановлений ВЦИК. Так, например, священнослужитель А. Мень считал, что определенная вина за ограничение свободы религиозный 1А. Мень. Религия, культ личности и секулярное государство. На пути к свободе совести. М., 1988. С. 103. 2См.: В.Н. Савельев. Свобода совести: история и теория. М.: Высш.шк., 1991. С.67. 49 совести в советской России ложится и на христиан: «значительная часть иерархов и церковных людей оказалась не готовой к радикальным переменам и отнеслась к ним с открытой или молчаливой враждебностью»1. Между тем нельзя не отметить и то, что в документах первых лет советской власти имелись новеллы, призывающие считаться с тем, что подавляющая часть населения была верующей. В этом смысле представляют интерес партийные документы, в которых обращалось особое внимание на то, что атеистическая пропаганда должна строиться на неукоснительном соблюдении принципов свободы совести. Так в постановлении ЦК РКП (б) 1921 г. «По вопросу о нарушениях п. 13 Программы РКП (б) и о постановке антирелигиозной пропаганды» указывалось, что атеистическая пропаганда должна избегать узкого направления агитации против представителей одного какого-либо культа и должна быть направлена не против отдельных религиозных организаций, а против религиозного мировоззрения. При этом особо подчеркивалось, что необходимо тщательно избегать всего, что давало бы повод какой-нибудь национальности думать, что партия и государство преследуют людей за веру2. Но вместе с тем религия настолько считалась личным делом гражданина, что все возможные публичные способы приобщения к ней запрещались. В частности, в связи с отделением церкви от школы, нельзя было вести обучение религиозным вероучениям не только во всех государственных и общественных, но и в тех частных учебных заведениях, где преподавались общеобразовательные предметы. Граждане могли учить и учиться религии частным образом, не запрещался церковный брак, однако, наряду с обязательным гражданским браком. 20-е годы XX столетия в России были отмечены широким распространением сектантских организаций. Поэтому в 1923 г. на XII Съезде РКП (б) был обсужден вопрос «О постановке антирелигиозной агитации и 1А. Мень. Религия, культ личности и секулярное государство. На пути к свободе совести. М., 1988. С. 104. 2См.: КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1970. T.2. С.279. |