|
Эта ситуация вызывает исход, при котором качество жизни может стать основой права на смерть. Скульптор хочет умереть, но это желание вызывает не боль, а ее уверенность в том, что ее жизнь стала бессмысленной и потому должна закончиться. На наш взгляд, сама жизнь характеризуется не только ее продолжительностью, но и, в первую очередь, ее качеством. Процедуры, способствующие, как принято считать, продлению жизни, способствуют скорее процессу умирания. Само понятие «качество жизни» включает в себя два момента: объективный и субъективный. Объективные параметры качества жизни не могут быть сведены только к решению клинических проблем. Если человек навсегда утрачивает способность размышлять, творить, любить, переживать, его «цветочное состояние» утрачивает всякий смысл, даже если это состояние будет искусственно продлено еще на некоторое время. Несомненно, качество жизни имеет и субъективный смысл, поэтому не следует отрицать применения таких форм лечения и препаратов, которые бы купировали, смягчали тяжелые симптомы умирания («паллиативное лечение»). При некоторых прецедентах закон оказывает сильное сопротивление попыткам «качественных» размышлений о введении права на смерть. Во-первых, не существует объективного критерия для оценки качества жизни то, что один человек считает неприемлемым, может быть сносным для другого. Таким образом, закон не может определить, чье субъективное желание может быть удовлетворено, а чье нет. Люди, пережившие трагедию, с течением времени могут принять то, что произошло, а затем пожелать продолжать жить. Но эта возможность исчезнет, если удовлетворить первоначальную просьбу о смерти. В конце концов, есть риск, если мы разрешим людям решать за себя, они начнут решать за других. Шаг от отключения респиратора скульптора до отключения аппарата, который позволяет жить умственно отсталому, 348 |
125 экспертом в вопросе, что считается «осознанным выбором», а что нет, может запутаться в юридических нюансах. Любой медицинский работник, как никто другой, заинтересован в том, чтобы все эти сложные проблемы были регламентированы законом. Случаи, подобные случаям со Свидетелями Иеговы, запутаны правом пациента утверждать, что лечение противоречит его свободе вероисповедания. Судебная практика по таким делам, по словам А. Миллера, свидетельствует, что американские суды выносят неоднозначные решения. Так, один из судов заключил, что религиозные верования пациентки позволяют ей отказаться от переливания крови это было ее собственное решение и оно не угрожало здоровью нации, благоденствию или морали. Существенным было и то, что в данном случае пациентка не имела на своем иждивении детей, которые после ее смерти могли бы остаться без средств к существованию. В другом случае суд обязал женщину, находящуюся в состоянии беременности, к переливанию крови, заметив, что нерожденный ребенок находится под защитой государства. На наш взгляд, сама жизнь характеризуется не только ее продолжительностью, но и в первую очередь ее качеством. Процедуры, способствующие, как принято считать, продлению жизни, способствуют скорее процессу умирания. Само понятие «качество жизни» включает в себя два момента: объективный и субъективный. Объективные параметры качества жизни не могут быть сведены только к решению клинических проблем. Если человек навсегда утрачивает способность размышлять, творить, любить, переживать, его «цветочное состояние» утрачивает всякий смысл, даже если это состояние будет искусственно продлено еще на некоторое время. Несомненно, качество жизни имеет и субъективный смысл, поэтому не следует отрицать применения таких форм лечения и препаратов, которые бы купировали, смягчали тяжелые симптомы умирания («паллиативное лечение»). 126 При некоторых прецедентах закон оказывает сильное сопротивление попыткам «качественных» размышлений о введении права на смерть. Не существует объективного критерия для оценки качестважизнито, что один человек считает неприемлемым, может быть сносным для другого. Таким образом, закон не может определить, чье субъективное желание может быть удовлетворено, а чье нет. Люди, пережившие трагедию, с течением времени могут принять то, что произошло, а затем пожелать продолжать жить. Но эта возможность исчезнет, если удовлетворить первоначальную просьбу о смерти. В конце концов есть риск, если мы разрешим людям решать за себя, они начнут решать за других. Шаг от отключения респиратора скульптора до отключения аппарата, который позволяет жить умственно отсталому, парализованному или просто старому человеку, не так уж и велик, если установится практика дозволения или поощрения уничтожения жизни по качественному признаку, она может стать просто следующим шагом для тех великих мира сего, кто решит истребить целые группы людей, чьи жизни «не имеют ценности». Таким образом, появление законодательного акта, при котором жизнеспасительное лечение может быть применено против воли пациента, вовлекает закон в его хорошо известную роль регулятора при столкновении прав и принципов. Возможно, важнейшим фактором здесь выступает то, что однажды гарантированный выбор смерти является непреложным. Этот выбор единственно возможен в случае скорой смерти; основным вопросом является вопрос времени, что делает эти случаи более субъективными по отношению к естественным правам. Мы видим, что смертельно больной человек, полностью контролирующий свои умственные способности, имеет право прекратить лечение, которое не может излечить его, а лишь продлевает страдания. Но что если пациент не способен сделать выбор? Что если болезнь, молодость, старость и другие обстоятельства сделали его неспособным решать за себя? Что если он |