Проверяемый текст
Дерипаско, Алексей Владимирович. Жизнь человека как фундаментальная естественно-правовая ценность (Диссертация 2004)
[стр. 350]

По-видимому, невозможно законно удержать скульптора от ее намерений.
Заключение ее в больницу просто потому, что она говорит, что сделает, когда выпишется, является, несомненно, посягательством на ее свободу.
Как только скульптор окажется дома, она будет защищена от вмешательства и вторжения конституционным правом неприкосновенности жилища, то есть скульптор может легко свести счеты с жизнью.
В данном случае она не столько применяет свое право на смерть, сколько совершает самоубийство при обстоятельствах, в свете которых никто не уполномочен вмешаться и остановить ее.
Мы видим, что смертельно больной человек, полностью контролирующий свои умственные способности, имеет право прекратить лечение, которое не может излечить его, а лишь продлевает страдания.
Но что если пациент не способен сделать выбор? Что если болезнь, молодость, старость и другие обстоятельства сделали его неспособными решать за себя? Что если он
юридически не самостоятелен, то есть умственно не способен сделать осознанную, разумную оценку своего состояния? Довольно сложной для разрешения является ситуация с реализацией права на смерть людьми, которые в силу своих физических или психических недостатков не способны выразить свое мнение по поводу их дальнейшей жизни.
Встает вопрос, кто вместо такого больного должен решать вопрос о его судьбе: семья, суд, врач или комбинация этих трех субъектов? Иногда высказывается мнение, в соответствии с которым предлагается умерщвлять физически (слепых, глухих, немых, парализованных и т.
д.) и психически неполноценных взрослых и детей.
По мнению представителей этой точки зрения, люди несчастны из-за своей неполноценности.
Но может быть несчастными ощущают себя не они, а те кто ухаживает за ними? Как может быть человек несчастным из-за того, что он слеп от рождения или не может передвигаться, потому что родился без ног? Он несчастен и «жизнь его хуже смерти» лишь с точки зрения здоровых людей.
Ведь не может не
350
[стр. 126]

126 При некоторых прецедентах закон оказывает сильное сопротивление попыткам «качественных» размышлений о введении права на смерть.
Не существует объективного критерия для оценки качестважизнито, что один человек считает неприемлемым, может быть сносным для другого.
Таким образом, закон не может определить, чье субъективное желание может быть удовлетворено, а чье нет.
Люди, пережившие трагедию, с течением времени могут принять то, что произошло, а затем пожелать продолжать жить.
Но эта возможность исчезнет, если удовлетворить первоначальную просьбу о смерти.
В конце концов есть риск, если мы разрешим людям решать за себя, они начнут решать за других.
Шаг от отключения респиратора скульптора до отключения аппарата, который позволяет жить умственно отсталому, парализованному или просто старому человеку, не так уж и велик, если установится практика дозволения или поощрения уничтожения жизни по качественному признаку, она может стать просто следующим шагом для тех великих мира сего, кто решит истребить целые группы людей, чьи жизни «не имеют ценности».
Таким образом, появление законодательного акта, при котором жизнеспасительное лечение может быть применено против воли пациента, вовлекает закон в его хорошо известную роль регулятора при столкновении прав и принципов.
Возможно, важнейшим фактором здесь выступает то, что однажды гарантированный выбор смерти является непреложным.
Этот выбор единственно возможен в случае скорой смерти; основным вопросом является вопрос времени, что делает эти случаи более субъективными по отношению к естественным правам.
Мы видим, что смертельно больной человек, полностью контролирующий свои умственные способности, имеет право прекратить лечение, которое не может излечить его, а лишь продлевает страдания.
Но что если пациент не способен сделать выбор? Что если болезнь, молодость, старость и другие обстоятельства сделали его неспособным решать за себя? Что если он


[стр.,127]

127 юридически не самостоятелен, т.е.
умственно не способен сделать осознанную, разумную оценку своего состояния? Довольно сложной для разрешения является ситуация с реализацией права на смерть людьми, которые в силу
физических или психических недостатков не способны выразить свое мнение по поводу их дальнейшей жизни.
Встает вопрос, кто вместо такого больного должен решать вопрос о его судьбе: семья, суд, врач или комбинация этих трех субъектов? Иногда высказывается мнение, в соответствии с которым предлагается умерщвлять физически (слепых, глухих, немых, парализованных и т.д.) и психически неполноценных взрослых и детей.
По мнению представителей этой точки зрения, люди несчастны из-за своей неполноценности.
Но, может быть, несчастными ощущают себя не они, а те, кто ухаживает за ними? Как может быть человек несчастным из-за того, что он слеп от рождения или не может передвигаться, потому что родился без ног? Он несчастен и «жизнь его хуже смерти» лишь с точки зрения здоровых людей.
Ведь не может не
доставать того, чего никогда не было.
Такой человек тоже имеет право на жизнь, причем не как способность соответствовать эталону «здорового», а как возможность иметь жизненный опыт, данный природой.
Право на смерть в действительности это право человека решать свою судьбу самостоятельно и достойно.
Но, как и многие соматические права, это источник разногласий, особенно когда смерть затрагивает интересы третьих лиц или может наступить только лишь с чьим-то активным вмешательством.
Вопрос о праве на смерть был вызван жестоким парадоксом, состоящим в том, что современная медицина может поддерживать жизнь в пациентах, не имеющих надежды на излечение.
Законодательство же в этой области еще очень несовершенно и работает неэффективно.
Возможно, когда законы станут яснее и конкретнее, многие семьи и родственники не будут больше наблюдать за страданиями их близких, при этом будучи вовлеченными в напряженные судебные тяжбы.
Закон, который обязан служить обществу, дол

[Back]