|
последующие более критическими (Макаров В.В., 1990; Запорожченко В.Г., 1992), хотя и не всегда объективными. Так, утверждалось, что антиалкогольная кампания лишила людей «... привычного способа «снимать стресс», и заставила их искать другой способ расслабиться» (Шаг за шагом от наркотиков, 1999). Однако эти утверждения не объясняют рост наркомании и токсикомании среди детей и подростков. Проанализировав динамику употребления наркотиков 16-летними учащимися школ и ПТУ, В.Г. Запорожченко (1992) отмечает рост потребления наркотиков среди учащихся ПТУ с 1,4% в 1985 г. до 7%, а среди школьников с 0,7% до 3,2%, что автор связывает с «массовой антинаркотической пропагандой», которая только подхлестывала интерес. Настораживает рост интереса к наркотикам: около 10% школьников и 17% учащихся ПТУ, не знакомых с ними, хотели бы их попробовать. Автор предрекал широкое распространение наркотиков в России. Т.В. Чернобровкина, М.В. Ибрагимова (1994) оценивали размеры наркотизации населения как достигшие критической черты и угрожающие генофонду. В противовес этому мнению, Н.Н. Иванец (1995) считает, что «... в России колоссальных размеров эта проблема никогда не достигнет. Этот прогноз строится на том, что русский народ имеет другие стойкие, глубокие традиции, свои социально-психологические и биологические особенности». К аналогичным выводам пришли И.В.Макшанцева, Г.Я.Лукачер, В.А.Чудновский (1989), обследовавшие 380 подростков, состоявших на профилактическом учете в ОНД, и не выявившие ни у одного из них зависимости. Авторы объясняли это тем, что использовались «легкие» ПАВ, злоупотребление имело длительные перерывы, не представляло для них самостоятельного интереса и являлось звеном в цепи формирования и закрепления девиантного поведения. Массовое обследование (Кошкина Е.А. и др., 1994; Кошкина Е.А., 1995) в 1991 г. показало, что 12% населения в возрасте до 16 лет однократно пробовали наркотики (с учетом токсических веществ этот показатель 63 |
19 как в научной, так и в массовой печати, стало прогрессивно умножаться. По времени оно совпало с первыми оценками антиалкогольной кампании 1985 года. Если ранние оценки введенных запретов были обнадеживающими (Короленко Ц.П., Завьялов В.Ю., 1988), то последующие более критическими (Макаров В.В., 1990; Запорожченко В.Г., 1992), хотя и не всегда объективными. Так, утверждалось, что антиалкогольная кампания лишила людей «... привычного способа «снимать стресс», и заставила их искать другой способ расслабиться» (Шаг за шагом от наркотиков, 1999). Однако эти утверждения не объясняют рост наркомании и токсикомании среди детей и подростков. Проведенные нами (Воробьев М.И., Худяков А.В., 1988; Худяков А.В. и др., 1989; Худяков А.В., Банных С.И., 1989) в тот период эпидемиологические исследования показали, что отмечавшееся снижение числа алкогольных психозов и госпитализаций в соматические стационары в связи с алкогольными интоксикациями происходило преимущественно за счет относительно сохранных в медицинском и социальном отношении лиц. В то же время увеличилось число госпитализаций, связанных с отравлениями неалкогольными токсическими веществами, за счет наиболее неблагополучного контингента, в частности, страдающих алкоголизмом. При этом существенной возрастной динамики отмечено не было. В.В. Иванов (1989) также отрицает прямую связь роста выявления наркомании и токсикомании с ограничением продажи алкоголя. Проанализировав динамику употребления наркотиков 16-летними учащимися школ и ПТУ, В.Г. Запорожченко (1992) отмечает рост потребления наркотиков среди учащихся ПТУ с 1,4% в 1985 г. до 7%, а среди школьников с 0,7% до 3,2%, что автор связывает с «массовой антинаркотической пропагандой», которая только подхлестывала интерес. Настораживает рост интереса к наркотикам: около 10% школьников и 17% учащихся ПТУ, не знакомых с ними, хотели бы их попробовать. Автор предрекал широкое распространение наркотиков в России. Т.В. Чернобровкина, М.В. Ибрагимова (1994) оценивали раз /С»-'г~» ....РШРЧШ1 4 20 меры наркотизации населения как достигшие критической черты и угрожающие генофонду. В противовес этому мнению, Н.Н. Иванец (1995) считает, что «... в России колоссальных размеров эта проблема никогда не достигнет. Этот прогноз строится на том, что русский народ имеет другие стойкие, глубокие традиции, свои социально-психологические и биологические особенности». К аналогичным выводам пришли И.В.Макшанцева, Г.Я.Лукачер, В.А.Чудновский (1989), обследовавшие 380 подростков, состоявших на профилактическом учете в ОНД, и не выявившие ни у одного из них зависимости. Авторы объясняли это тем, что использовались «легкие» ПАВ, злоупотребление имело длительные перерывы, не представляло для них самостоятельного интереса и являлось звеном в цепи формирования и закрепления девиантного поведения. Массовое обследование (Кошкина Е.А. и др., 1994; Кошкина Е.А., 1995) в 1991 г. показало, что 12% населения в возрасте до 16 лет однократно пробовали наркотики (с учетом токсических веществ этот показатель возрастает до 18,9%), а около 0,9% принимали их регулярно, т.е. реальное число лиц, страдающих в России наркоманией, достигает 1 млн. человек. Установлено преимущественное употребление конопли 65%, 10,1% мальчиков вдыхали пары бензина, а 15,4% девочек клей, ацетон и аэрозоли. Автор проводит параллель с изменением структуры потребления ПАВ в период антиалкогольной кампании и ссылается на мнение педагогов, что из-за дефицита денег подростки курят дешевые сигареты и вместо дорогого алкоголя употребляют ЛОВ. Анонимный опрос учащихся 15-16 лет г. Москвы показал, что пробовали наркотики 24% опрошенных, в основном препараты конопли (22,4%). Ингалянты употребляли хотя бы раз в жизни 9% (Гуртовенко В.М., Кошкина Е.А., Константинова Н.Я., 2000; Коновалов С.Г., Кошкина Е.А., Вышинский К.В., 2000; Кошкина Е.А., Вышинский К.В., 2000). Близкие данные получены при анкетировании молодежи С.-Петербурга (Скворцова Е.С., Кутина Л.С., 1995; Давыдова А.А. и др., 1997) и Уфы (Юлдашев В.Л. и др., 2000): до 1/4 учащихся |