Проверяемый текст
Казнина Елена Борисовна. Концепт вера в диалогическом христианском дискурсе (Диссертация 2004)
[стр. 152]

греческого Харона; в мире духовных стихов можно поклониться мощам Христа и Богородицы и т.д.
Рассматривая духовные стихи как основу наивного религиозного мировоззрения русского человека, основы «народной веры», нельзя обойти вниманием точку зрения А.В.Коробовой.
Исследователь считает, что всякий анализирующий духовные стихи, «неизбежно делает очень значительное обобщение, поскольку духовные стихи нельзя назвать единым жанром в традиционном понимании этого термина: в них нет ни мировоззренческого единства (духовные стихи о
“Голубиной книге” значительно менее каноничны, если не сказать, неканоничны вовсе, нежели стихи об Алексии человеке Божием или о Страшном суде), ни поэтического литературного (есть плачи, стихи причитания, как некоторые варианты стиха об:;Адаме;.есть стихи былины, как например, “Егорий и змий”)» [Коробова 1995: 11].
Тексты духовных стихов слагались в разное время, причем сам текст «моложе», чем сюжет его породивший.
Кроме того, запись духовных стихов велась не так широко, как запись былин, сказок и песен.
Следовательно, по справедливому замечанию А.В.Коробовой,
«цельная картина мира, веры или даже образности и совокупности героев в духовных стихах вещь очень относительная» [Там же].
Важен и тот факт, что духовные стихи питались в первую очередь не книжной,.
а храмовой культурой.
Но то, что пелось или читалось еще надо правильно услышать, запомнить или породить определенную ассоциацию от услышанного или увиденного (от фресок, иконописи), поэтому, считает
А.В.Коробова, «можно говорить лишь о некоторых зарисовках или очерках картины веры, особенностях понимания православия отдельными людьми» [Коробова' 1995: 15].
Дискурс духовных стихов диалогичен: стихи часто построены как диалог или цепь диалогов; иногда при введении чужой речи может использоваться фольклорный штамп: говорит X таковы слова; стихи могут быть построены как обращение к божественным силам.
В связи с этим
152
[стр. 175]

В связи с этим наше исследование будет строиться, с одной стороны, на сопоставлении языческих и христианских верований, а с другой на рассмотрении духовных стихов, как единого дискурса, как единого комплекса народных представлений, составляющих религиозную практику народа.
Рассматривая духовные стихи как отражение основы наивного религиозного мировоззрения русского человека, основы «народной веры», нельзя обойти вниманием точку зрения А.Коробова.
Исследователь считает, что всякий, анализирующий духовные стихи, «неизбежно делает очень значительное обобщение, поскольку духовные стихи нельзя назвать единым жанром в традиционном понимании этого термина: в них нет ни мировоззренческого единства (духовные стихи о
«Голубиной книге» значительно менее каноничны, если не сказать, неканоничны вовсе, нежели стихи об Алексии человеке Божием или о Страшном суде), ни поэтического литературного (есть плачи, стихи причитания, как некоторые варианты стиха об Адаме, есть стихи — былины, как например, «Егорий и змий»)» (Коробов, 2001, с.
3) .
Тексты духовных стихов слагались в разное время, причем сам текст «моложе», чем сюжет его породивший.
Кроме того, запись духовных стихов велась не так широко, как запись былин, сказок и песен.
Следовательно, по справедливому замечанию А.

Коробова, «цельная картина мира, веры или даже образности и совокупности героев в духовных стихах вещь очень относительная» (Там же).
Важен и тот факт, что духовные стихи питались в первую очередь не книжной, а храмовой культурой.
Но то, что пелось или читалось еще надо правильно услышать, запомнить или породить определенную ассоциацию от услышанного или увиденного (от фресок, иконописи), поэтому, считает
А.Коробов, «можно говорить лишь о некоторых зарисовках или очерках картины веры, особенностях понимания православия отдельными людьми некоторых категорий людей в народе» (Коробов, 2001, с.
15).
175

[стр.,176]

176 Дискурс духовных стихов диалогичен: стихи часто построены как диалог или цепь диалогов; иногда при введении чужой речи может использоваться фольклорный штамп: говорит X таковы слова; стихи могут быть построены как обращение к божественным силам.
В связи с этим
«количество слов, обозначающих непосредственно или опосредованно сферу речи, очень велико: из 10800 словоформ более 400 относится к сфере речи (104 лексемы) в несколько раз больше, чем в любом другом жанре народной поэзии» (Никитина, 1997, с.95).
Казалось бы, что такая обширная речевая деятельность героев входит в противоречие с идеалами христианской жизни, осуществляемыми в «безмолвной» и «непразднословной пустыне», столь восхваляемой в стихах.
Однако речь духовного стиха непразднословна, она почти всегда идет из глубины души и полна эмоционального накала: именно поэтому предикаты, ее вводящие, имеют в себе семантический признак, указывающий на интенсивность говорения: возопить, воскликнуть, возгаркпутъ, подкрепляемый и усиливаемый сопровождающими действия характеристиками: возговорить со слезами, возопить велиим гласом/ возгаркнуть громким голосом Концепт веры в дискурсе духовных стихов значительно отличается от понимания его в православии каноническом.
И главное отличие, пожалуй, заключается не в искажении фактов веры и догматических категорий, которых в стихах достаточно много, но в смещении акцентов веры и недопонимания (и непонимания) наиболее неконкретных понятий.
«Вера духовных стихов это вера взрослеющего ребенка, когда еще максимально понятными кажутся те истины, которые можно пощупать.
Когда явление, человека или Бог могут иметь только один ряд свойств, в которых невозможна бинарность или диалектичность» (Коробов, 2001, с.
4).
Но в то же время это не упрощенный, сильно обедненный вариант книжной церковной веры, а достаточно сложная и структурно единая схема «народной этики», «состоящая из трех элементов ритуалистического, каритативного (преисполненного любви) и

[Back]