Понимание веры как особого высшего знания обосновывается следующими характеристиками концепта: 1) «основание веры сила Божия» [Флоренский 1914: 61], т.е. вера получает свои принципы не от рассудка, а непосредственно от Бога, через откровение внешнее (предание) и внутреннее (мистический опыт, мистическая интуиция); 2) в религиозном концепте ВЕРА обнаруживается полное совпадение познаваемого и познающего, когда «субъект знания и объект знания суть едино» [Булгаков 1994: 37]; 3) соединение это не внешнее и относительное, а внутреннее, абсолютное, «когда мы соединяемся с познаваемым в собственном существе» [Соловьев 1994: 121]. В семантической структуре веры как особого высшего вида знания концептообразующим является значение мистическое знание. Это находит выражение в следующих контекстах: «мистика общение с Богом» [Бердяев 1994: 159]; «она есть учение о путях обожения» [Там же: 160]; «мистика есть духовный путь восхождения к Богу» [Там же: 169]; «вульгарная мистика может развиться в чистую» [Карсавин 1994: 10], где под «чистой» мистикой понимается духовное познание; «богословие и мистика отнюдь не противополагаются» [Лосский 1991: 8]. Слово мистика калька с древнегреческого языка, которое в переводе означает «таинственный». В силу сложившегося словоупотребления, в данные термины стал вкладываться различный смысл. В святоотеческом дискурсе, как правило, использовался термин «таинственный» в различных словосочетаниях: «православное тайнозрение», «таинственное созерцание», «таинство Богословия» и др. Русская религиозные философы, старающиеся следовать восточнохристианской традиции, на деле искажали ее, заимствуя западное словоупотребление. «Стал подвергаться искажению сам этот опыт, ему отчасти стал придаваться пантеистический, рационалистический характер» [Нижников 2001: 51]. Это очень хорошо видно в следующем контексте: «Восточное предание не проводило резкого разграничения между мистикой и богословием, между » личным опытом познания Божественных тайн и догматами, 60 |
Понимание веры, как особого высшего знания, обосновывается следующими характеристиками концепта: 1) «основание веры сила Божия» (Флоренский, 1914, с. 61), т.е. вера получает свои принципы не от рассудка, а непосредственно от Бога, через откровение внешнее (предание) и внутреннее (мистический опыт, мистическая интуиция); 2) в религиозном концепте вера обнаруживается полное совпадение познаваемого и познающего, когда «субъект знания и объект знания суть едино» (Булгаков, 1994, с. 37); 3) соединение это не внешнее и относительное, а внутреннее, абсолютное, «когда мы соединяемся с познаваемым в собственном существе» (Соловьев, 1994, с. 121). В семантической структуре веры как особого высшего вида знания концептообразующим является значение мистическое знание. Это находит выражение в следующих контекстах: «мистика общение с Богом» (Бердяев, 1994, с. 159); «она есть учение о путях обожения» (Там же, с. 160); «мистика есть духовный путь восхождения к Богу» (Там же, с. 169); «вульгарная мистика может развиться в чистую» (Карсавин, 1994, с. 10), где под «чистой» мистикой понимается духовное познание; «богословие и мистика отнюдь не противополагаются (Лосский, 1991, с. 8). П.Минин отмечает, необходимость разграничения «христианских мистиков» и «мистиков нехристианских», в связи с чем встает вопрос о необходимости замены термина «мистический» (Минин, 1991, с. 45). Слово мистика калька с древнегреческого языка, которое в переводе означает «таинственный». В силу сложившегося словоупотребления, в данные термины стал вкладываться различный смысл. В святоотеческом дискурсе, как правило, использовался термин «таинственный» в различных словосочетаниях: «православное тайнозрение», «таинственное созерцание», «таинство Богословия» и др. Русская религиозные философы, старающиеся следовать восточнохристианской традиции, на деле искажали ее, заимствуя западное словоупотребление. «Стал подвергаться искажению сам этот опыт, ему отчасти 204 205 стал придаваться пантеистический, рационалистический характер» (Нижников, 2001, с. 51). Это очень хорошо видно в следующем контексте: «Восточное предание не проводило резкого разграничения между мистикой и богословием, между личным опытом познания Божественных тайн и догматами, утвержденными Церковью. Богословие и мистика отнюдь не противополагаются: если мистический опыт есть личностное проявление общей веры, то богословие есть общее выражение того, что опытно может быть познано каждым (Лосский, 1991, с. 8). Иначе говоря, «между мистическим опытом человека и догматической установкой такое же различие, как, в частности, между «актом веры» и «содержанием веры» (Степанов, 1997, с. 274). Вера как высший вид знания характеризуется следующими семантическими компонентами: высшая разумность, путь знания без доказательств, вера вне закона причинности и его убедительности, вера свободна от ига рассудочности, вера есть hiatus в логике, безумное сальто — мортале: «будь безумным, чтобы стать мудрым» (1 Кор. 3, 18), вера одушевляется надеждой стать знанием, найти для себя достаточные основания, религиозное знание (Булгаков, 1994, с. 32, 38, 42); вера та духовная деятельность, в которой и посредством которой дается ведение Столпа Истины (Флоренский, 1914, с. 395). В этой связи важны рассуждения П. Флоренского, который выделяет два типа разума: 1) чистый рассудок, формальнологическое мышление и 2) разум подвижника, «благодатный разум, очищенный молитвой и подвигом», «верующее сознание» (Флоренский, 1914, с. 499). Важнейшей семантической характеристикой веры является свобода, что находит выражение в следующих контекстах: «в вере есть свобода, но вовсе нет произвола»; «вера есть функция человеческой свободы, она не принуждает нас, как принуждают законы природы»; «вера есть функция не какой-либо отдельной стороны духа, но всей человеческой личности в ее цельности, в нераздельной совокупности всех сил духа»; «Бог стучит в дверь человеческого |