Проверяемый текст
Кашапов Федор Адеевич. Философские основания биоэтики (Диссертация 2005)
[стр. 91]

жизни подниматься к чему-то большему, чем она сама, не есть в ней нечто привходящее, это ее подлинное существо, взятое в своей непосредственности».
Не во всем принимая терминологию Зиммеля, особенно в том, что касается слова «цель», Г.
Марсель считает, что он сказал главное: «философия, размышляющая о жизни, всегда рискует упустить из вида, что суть всякой жизни ее кульминация в чем-то таком, что в определенном смысле запредельно жизни»1.
А.
Бергсон в «Творческой эволюции» не может скрыть своего высокомерного и уничижительного отношения к интеллекту.

Интеллект может справиться с познанием неживой природы, но он останавливается перед познанием «жизни».
Для познания живого нужна интуиция, живое познание, а не познание формальное, логическое.
Живое познание это прерогатива интуиции, которая неизмеримо выше рассудочного интеллекта.
Для российской модели биоэтики характерно в целом мировоззренческое неприятие нигилизма, корни которого уходят в творчество немецкого «философа жизни».
Совместим ли нигилизм с подлинной философией жизни? Совместимо ли отрицание реальности духовного измерения человеческих отношений с натуралистической трактовкой философии? Человек «больше, чем животное», он определен «принципом духа», противоположным биологической жизни, дух и жизнь пересеклись между собой в человеке.
Дух «идеирует жизнь», а жизнь «животворит» дух (М.
Шелер).
«Без духа и вне духа мы, пишет И.А.
Ильин, не имеем истинного бытия, а остаемся, по словам Гоголя,
«сущсствователями»2.
Дух привносит в бытие человека новую жизнь.
Духовность заключает в себе жизнь человека в
се смысловой направленности на свое подлинное бытие.
В.

Франки называл это самотрансценденцией, созиданием смысла жизни.
Быть духовным означает становиться в своей бытийственности все более онтологически жизненным.
В процессе обретения духовности человек приближается к сути своего бытия, освобождается от
1 Марсель Г.
К трагической мудрости и за сс пределы// Проблема человека в западной философии.
М., 1988.
С.416.

2 Ильин И.
А.
Путь к очевидности.
М., 1993.
С.307.
91
[стр. 160]

160 Технократическое мышление это специфическое мироведение, основными чертами которого являются примат средств над целью, частной цели над общим смыслом, техники над человеком, психотехники над душой, символа над бытием.
Философия технократического мышления это господство рассудка, которому чужды разум и мудрость.
Для технократического мышления в медицине не существует категорий нравственности, совести, милосердия и человеческого достоинства.
Существенной особенностью технократического мышления является взгляд на человека как на объект различных манипуляций, а не как на личность, для которой характерна свобода.
Медицина сближается с техникой и отдаляется от человека.
Техника пытается включить в себя науку о человеке, рассматривая его как винтик, как компонент более сложной социотехнической системы.
Техника возвысилась над человеком, перестала быть его средством, а наоборот стала смыслом и целью.
В этом заключена опасность технократической модели биоэтики, этики редуцирующей жизнь к технике жизни, этики жизни без смысла и цели жизни.
Не приходим ли мы сейчас к тому, что имел в виду Зиммель, когда говорил: «Как на физиологическом уровне жизнь есть постоянное воспроизведение, и потому жить значит в то же время и больше, чем жить, так на духовном уровне она порождает нечто большее, чем жизнь: цель, в себе несущую ценность и смысл.
Это свойство жизни подниматься к чему-то большему, чем она сама, не есть в ней нечто привходящее, это ее подлинное существо, взятое в своей непосредственности».
Не во всем принимая терминологию Зиммеля, особенно в том, что касается слова «цель», Г.
Марсель считает, что он сказал главное: «философия, размышляющая о жизни, всегда рискует упустить из вида, что суть всякой жизни ее кульминация в чем-то таком, что в определенном смысле запредельно жизни»1.
А.
Бергсон в «Творческой эволюции» не может скрыть своего высокомерного и уничижительного отношения к интеллекту.

1 Марсель Г.
К трагической мудрости и за сс пределы// Проблема человека в западной философии.
М., 1988.
С.416.


[стр.,161]

Интеллект может справиться с познанием неживой природы, но он останавливается перед познанием «жизни».
Для познания живого нужна интуиция, живое познание, а не познание формальное, логическое.
Живое познание это прерогатива интуиции, которая неизмеримо выше рассудочного интеллекта.
Для российской модели биоэтики характерно в целом мировоззренческое неприятие нигилизма, корни которого уходят в творчество немецкого «философа жизни».
Совместим ли нигилизм с подлинной философией жизни? Совместимо ли отрицание реальности духовного измерения человеческих отношений с натуралистической трактовкой философии? Человек «больше, чем животное», он определен «принципом духа», противоположным биологической жизни, дух и жизнь пересеклись между собой в человеке.
Дух «идеирует жизнь», а жизнь «животворит» дух (М.
Шелер).
«Без духа и вне духа мы, пишет И.А.
Ильин, не имеем истинного бытия, а остаемся, по словам Гоголя,
«существователями»1.
Дух привносит в бытие человека новую жизнь.
Духовность заключает в себе жизнь человека в
ее смысловой направленности на свое подлинное бытие.
В.

Франкл называл это самотрансценденцией, созиданием смысла жизни.
Быть духовным означает становиться в своей бытийственности все более онтологически жизненным.
В процессе обретения духовности человек приближается к сути своего бытия, освобождается от
примитивных воззрений на мир, на свое место в мире, на добро и зло, на поиск смысла жизни.
«Духовное, отмечает В.А.
Лекторский, всегда так или иначе связано с выходом за пределы эгоистических интересов личной пользы, своекорыстия, мелочных расчетов.
Оно предполагает, что цели и смысложизненные ориентиры личности укорены в системе надиндивидуальных ценностей»2.
Подлинная духовность всегда выражается не в отрицании, а в «жажде бытия», философские основания нигилизма связаны с появлением «новой 1 Ильин И.А.
Путь к очевидности.
М., 1993.
С.307.
2 Лекторский В.А.
Духовность, художественное творчество и нравственность-'/ Вопросы философии.
1996.
№2.
С.31.
161

[Back]