Проверяемый текст
[стр. 30]

которые он не мог предотвратить пожар, наводнение, война, несчастное банкротство делового партнера и т.п.; однако и при этих условиях должник должен был поступать осмотрительно и осторожно, иначе его могли признать злостным банкротом.
Устав предусматривал три основания злостного банкротства: «обманство», «продерзость», «неосторожность».
Злостными банкротами, таким образом, признавались должники, умышленно действовавшие во вред кредиторам, либо явно не исполнявшие законы или предписания (например, грубо нарушавшие порядок ведения торговых книг), либо продолжавшие торговлю уже будучи несостоятельными.
Последствия
злостного банкротства были самыми печальными: должника предписывалось «без всякого смотрения на лицо казнить смертию и повесить».
Несчастный банкрот освобождался от личного наказания.
Имущество как несчастного, так и злостного банкрота подлежало разделу между кредиторами.
Однако существовало очень интересное правило, касавшееся имущества, нажитого банкротом и его семьей впоследствии.
Кредиторы, не получившие полного удовлетворения, могли требовать его как у самого несчастного банкрота, так и у его жены и детей; кредиторы же злостного банкрота требовать ничего не могли, таким образом, казнь его считалась расплатой со всеми долгами.

Безусловно, указанные правила говорят об обращении взыскания на личность, а не имущество должника.
Устав 1763 года изменил указанное положение; кроме того, Устав ввел понятие неосторожного банкрота.
С 1763 года, таким образом, видов несостоятельности стало три: непорочная, неосторожная и злостная.
Непорочная несостоятельность была вызвана действиями стихии, пожара, последствиями вражеского вторжения.
Неосторожным банкротом признавался должник, не имевший умысла разорить кредиторов, что должно было облегчить наказание по сравнению со злостным банкротом.

29
[стр. 35]

§ 3.
Виды несостоятельности г Для всей истории русского конкурсного права характерно разграничение несостоятельности на виды.
Впервые это можно наблюдать уже в Уставе 1740 года.1 Однако этот Устав знал только два вида: несчастную и злостную несостоятельность.
Дифференцировалось «обманное» и безвинное банкротство; неосторожная несостоятельность отождествлялась со злостной.
Должник считался безвинным, несчастным, если причиной его несостоятельности явились обстоятельства, которые он не мог предотвратить: пожар, наводнение, война, несчастное банкротство делового партнера и т.п.; однако и при этих условиях должник должен был поступать осмотрительно и осторожно, иначе его могли признать злостным банкротом.
Устав предусматривал три основания злостного банкротства : «обманство», «продерзость», «неосторожность».
Злостными банкротами, таким образом, признавались должники, умышленно действовавшие во вред кредиторам, либо явно не исполнявшие законы или предписания (например, грубо нарушавшие порядок ведения торговых книг), либо продолжавшие торговлю уже будучи несостоятельными.
Последствия
здостного банкротства были самыми печальными: должника предписывалось «без всякого смотрения на лицо казнить смертию и повесить».1 Несчастный банкрот освобождался от личного наказания.
Имущество как несчастного, так и злостного банкрота подлежало разделу между кредиторами.
Однако существовало очень интересное правило, касавшееся имущества, нажитого банкротом и его семьей впоследствии.
Кредиторы, не получившие полного удовлетворения, могли требовать его как у самого несчастного банкрота, так и у его жены и детей; кредиторы же злостного банкрота требовать ничего не могли, таким образом, казнь его считалась расплатой со всеми долгами.

Очевидно, положение это было пережитком средневековых норм, но оно сохранилось и в Уставе 1753 года; изменил его только Устав 1763 года, который ввел понятие неосторожного банкрота.
Таким образом, видов несостоятельности стало три: непорочная, неосторожная и злостная.

Неосторожным банкротом признавался должник, не имевший умысла разорить кредиторов, что должно было облегчить наказание по сравнению со злостным банкротом^/став
дает такую характеристику неосторожного банкрота: «ничего такого 1 А.Х.
Гольмстен.
Цит.
С.
32.
34

[Back]