|
нения территорий, резко контрастирующих по своему политическому сознанию и ориентациям деятельности с таксономической единицей более высокого ранга, в состав которой лакуны входят. Лакуны выделяются внутри сравнительно однородной региональной политической культуры собственной системой познавательных, эмоциональных и оценочных ориентаций1. Последующий сравнительный анализ лакун и «типичных» территорий позволит качественно усовершенствовать методы сравнительной политологии, регионального управления и других отраслей знания. Природно-гео1рафичсский фактор лакунарности Черноморского побережья очевиден. Субрегион ограничен труднопроходимым Кавказским хребтом, морем, государственной границей с Абхазией. Он имеет отчетливые климатические отличия от большей части Краснодарского края. Относительно «расплывчатой» является только северо-западная граница, проходящая между Анапским и Темрюкским районами. Диффузной зоной можно считать Крымский район по северную сторону Кавказского хребта. Исторический фактор становления субрегиона включает в себя следующие индикаторы. Во-первых, позднее вхождение побережья в состав Российской империи (юридически в 1829 г., фактически после Кавказской войны, в 1864 г.). Во-вторых, почти всю свою историю до 1937 г. субрегион был отдельной административной единицей, самостоятельной от Кубанской области. Втретьнх, Черноморское побережье в силу особенностей климата и экономики заселялось крестьянами, а позже рабочими и торговцами разной этнической идентичности. На Кубани 45% населения в 1926 г. составляли казаки, которых почти не было в Черноморской губернии. В порубежных Анапском и Крымском районах казаки составляли соответственно 50,4% и 16,9% жителей2. Экономический фактор состоит в значительных отличиях структуры сельского хозяйства, курортного и медицинского дела, промышленности и транспорта субрегиона от структуры экономики края. Побережье всегда имело повышенные возможности финансирования из федерального бюджета. Транспортная и информационная сеть территории ориентирована но оси Новорос1Смирнягин Л.В. Регионы США. М., 1989. С.ЗО; Морозова Е.В. Указ.соч. С.79-80. 2Казачество Северо-Кавказского края: Итоги Всесоюзной переписи населения 1926 г. Ростов л/Д, 1928. С.Ш IV, 28-29. 115 |
Политические ориентации избирателей Кубани — тема, актуальная в силу своей малоизученности и острой дискуссионности. Она является одним из важных аспектов более широкой проблематики электоральной географии, политической социологии и политического менеджмента. Тема междисциплинарна как по источниковой основе (статистика и картография выборов, периодическая печать), так и по методам анализа (для качественного анализа необходимо использовать построение вариационных и динамических рядов, социокультурный подход, проводить сравнительный анализ). Мы предпримем попытку показать неоднородность политических ориентаций избирателей на Кубани в контексте структуры политической культуры. Одна из основных типологий политических культур — типология по пространственному признаку. В ее рамках можно обозначить уровни территориальных политических культур: глобальный, национально-государственный, региональный, субрегиональный и местный. Тема относительно нова для политической науки в России. Актуальность ее очевидна. Российское политическое пространство прерывисто, неоднородно. Россия — это многоукладное («многосоставное» — по А. Лейпхарту, «расколотое» — по А. Ахиезеру) общество. Страна живет как бы в разных эпохах одновременно (от постиндустриальных очагов — Москвы и Петербурга — до военно-патриархальных вождеств Чечни). Направленность политических процессов и скорость перемен в регионах различаются коренным образом, на порядок. Обрисованные факторы до сих пор слабо осознаются научным сообществом и политиками. Предстоит создать научно обоснованную концепцию региональной политики, которая немыслима без знания социокультурных факторов строения общества. Исследование региональных политических культур неизбежно носит междисциплинарный характер. Его теоретические основы разрабатывались в русле географии культуры (С. Дэнильс, Дж. Голд — Daniels, Lee, 1995; Голд, 1990), электоральной географии (С. Роккан, П. Тэйлор, Р. Джонстон — Rokkan, 1970; Taylor, 1979), сравнительной политологии (Г. Алмонд, Д. Элазар — Алмонд, 2002; Elazar, 1992), транзитологии (Пай, 2003, с. 56–86) и других отраслей научного знания. На материалах современной России региональные политические культуры выявлены и систематизированы в работах Н. А. Косолапова (1994), Р. Ф. Туровского (1998), Е. В Морозовой (1998), А. В. Перова (2003, с. 23–33), см. также: Региональное самосознание, 1999. Вместе с тем исследования региональных политических культур слабо скоординированы, не говоря уже о сравнительном анализе и прогнозе на субрегиональном уровне. Р. Ф. Туровский справедливо отмечал в 1999 г., что самым неизученным остается мезоуровень территориальных политических культур — административные районы и города России. Между тем именно этот уровень объектов исследований оптимален для постижения пространственной структуры и динамики политических культур (см.: Туровский, 1999, с. 357–359). Политические ориентации избирателей Краснодарского края изучались в качестве региональных проявлений общероссийских электоральных процессов в работах В. А. Колосова и А. Д. Криндача (1994, с. 120–133), А. А. Храмчихина (2004, с. 120–132), Н. В. Петрова и А. С. Титкова (2001, с. 214–255). Другой аспект этой проблемы — электоральное пространство в контексте региональных политических культур — рассматривали М. М. Кириченко (2000, с. 37–56), Е. В. Морозова (2002, с. 45–49), А. В. Баранов (2002, с. 50–57), А. И. Кольба (2002, с. 5–18) и др. Политические предпочтения кубанцев изучаются с точки зрения элитологии А. К. Магомедовым и М. М. Кириченко (2004, с. 267–311). Но в исследовании темы остается немало публицистических суждений, быстро теряющих значимость. Чаще всего изучается краткий временной интервал (1–2 года). Слабо анализируются социально-исторические предпосылки типов голосования. Редко рассматриваются внутрирегиональные вариации голосования. Объект нашего исследования — политические ориентации избирателей Краснодарского края. Временные пределы анализа заданы выборами в Государственную Думу РФ 1993–2003 гг. Цель работы — проверить гипотезу о типе структуры электорального пространства региона, по которой преобладающими факторами голосования являются социокультурные расколы по модели С. Липсета – С. Роккана (см.: Lipset, Rokkan, 1967, p. 1–64): «город–село» и исторические традиции местных сообществ. Задачи работы таковы: 1) определить факторы влияния партий и предвыборных объединений на ориентации жителей региона; 2) выявить пространственные ареалы влияния основных партий и их изменения; 3) сравнить политические ориентации избирателей субрегионов — Кубани и Черноморского побережья. Региональная политическая культура может быть определена как система познаний членов сообщества о своей самобытности, эмоциональных состояний, ориентаций, установок и норм деятельности людей по поддержанию своей идентичности. Региональная политическая культура является субкультурой по отношению к общегосударственному и международному уровням пространственных социальных явлений. Для субрегионального и локального уровней сообществ она, напротив, играет системообразующую роль. Основные функции региональной политической культуры — обеспечение преемственности традиций, реализация задач политики на своем уровне пространственной организации общества. Одной из подсистем региональной политической культуры выступает аналогичная культура субрегионов — территорий, объединяющих ряд местных (локальных) сообществ и отличающихся по своему облику от других. Наиболее подробная и обоснованная классификация уровней политического пространства дана Р. Ф. Туровским. Он предпочитает обозначать эти уровни географическим понятием «культурные ландшафты» (Туровский, 1998, с. 51). Системообразующие факторы культуры таковы: природно-географический (территориально целостное и своеобразное пространство); исторический; экономический; социальный; ментальный (социокультурный); международный; политическое позиционирование сообщества. В их системе может выходить на первый план любой из факторов, что зависит от особенностей сообщества. Основные черты электората Кубани определяются следующими факторами. Краснодарский край занимает 3-е место в РФ по численности избирателей (3 857 992 человек в 2003 г.), что обеспечило формирование восьми одномандатных округов по выборам депутатов Госдумы. В сравнении с выборами 1999 г. электорат умножился, что позволило разукрупнить округа и приблизить их по численности избирателей к среднероссийскому уровню (468 тыс. человек по стране, 482 тыс. человек по краю).* Для политических предпочтений кубанцев характерны черты традиционализма и этатизма большинства при наличии лакунарных «очагов» относительно либерального голосования. Горожане составляют в крае лишь 54% населения. Интеллигенция относительно малочисленна и может влиять на голосование только в пяти крупнейших городах (Краснодаре, Сочи, Новороссийске, Армавире, Туапсе). Регион имеет одну из наиболее пожилых структур электората в РФ (18-е место в стране по среднему возрасту). Остро выражены этнокультурные и религиозные размежевания избирателей. Миграционная проблема и межэтнические отношения постоянно считаются в массовом сознании одной из приоритетных проблем политики. По типологии вариантов партогенеза, предложенной Е. В. Белокуровой, Кубань можно отнести к государственно-корпоративному, а не к партнерскому или либерально-корпоративному типам (см.: Белокурова, 2000, с. 279–285). Партии имеют преимущественно «городскую» социальную базу. Сельские жители голосуют чаще всего в соответствии с мнением местных и региональных властей, т. е. проявляют качественно иной, чем жители крупных городов, набор стереотипов своих предпочтений. Совокупность всех обрисованных выше факторов объясняет слабую «укорененность» партий в массовом сознании регионального сообщества. -- * Расчеты даны по сайтам Центризбиркома РФ и избирательной комиссии Краснодарского края: http://www.cikrf.ru и http://izbirkom.krasnodar.info В 1990-х годах голосование кубанцев служило одним из ярких примеров «красного пояса». Однако на думских выборах 1999 г. и президентских выборах 2000 г. произошел значительный сдвиг предпочтений в пользу центристских сил, ярче выявились внутрикраевые различия в симпатиях избирателей. Для корректного сравнения предпочтений на длительном отрезке времени мы предлагаем агрегировать показатели голосований по партийным спискам в системе координат: «национал-консерваторы», «либералы», «центристы-партия власти», «левоцентристы» (социал-демократы), «коммунисты». Эта шкала позволяет абстрагироваться от сиюминутных подробностей, сосредоточиться на главных тенденциях выборов (таблица). Данные таблицы позволяют подтвердить коренной сдвиг партийных предпочтений от коммунистов в пользу «Единства», а позже — «Единой России». Можно возразить, что такова была общая тенденция выборов 2003 г. по стране, и усматривать ее причину лишь в «административном ресурсе». Но, на наш взгляд, это будет поверхностным взглядом на проблему. Более корректно искать причины отказа в доверии КПРФ в акцентировании государственного патриотизма и консерватизма, традиционно влиятельных для кубанцев. Тем же объясняются успехи ЛДПР и «Родины», игравших на аналогичных чувствах с целью перехвата голосов избирателей КПРФ. Названные выше черты регионального менталитета накладываются на субъективную готовность участвовать в предпринимательстве и государственном строительстве, образуя в итоге причудливый феномен «бизнесмена-патриота», сторонника «самобытного, народного капитализма». В сознании избирателей этот образ противопоставляется образу «московского финансиста-космополита», проводника западных интересов и угнетателя малоимущих регионов. «Дело ЮКОСа» и последующие пиар-эффекты были восприняты названным сегментом избирателей весьма положительно. Голосование избирателей Краснодарского края на выборах Государственной Думы по партийным спискам (% от участвовавших в выборах) * Агрегированные индикаторы 1993 г. 1995 г. 1999 г. 2003 г. Явка на выборы (% от числа избирателей) 56,7 60,2 58,6M 52,4 Национал-консерваторы ** 24,8 21,8 4,8 12,4 Либералы *** 26,9 6,5 10,7 4,9 Центристы-партия власти **** 6,8 6,8 32,8 38,3 Левоцентристы ***** 7,4 14,2 Коммунисты ****** 16,4 30,7 36,9 17,2 Прочие 17,7 34,2 14,8 13,0 Удельный вес партий и движений, набравших более 5 % голосов явившихся на выборах граждан 90,7 65,7 70,8 77,4 * Источники: (Колосов, Криндач, 1994, с. 133; Чугров, 1996, с. 27–39; Рабочая тетрадь, 2000, с. 1–4; http://www.izbirkom.krasnodar.info ** В 1993 г. — ЛДПР. В 1995 г. — КРО (6,6 %), ЛДПР (15,2%). В 1999 и 2003 гг. — ЛДПР. *** В 1993 г. — «Яблоко» (9,5%), «Выбор России» (11,8%) и Демократическая партия России (5,6%). В 1995 г. — «Яблоко». В 1999 г. — «Яблоко» (4,6%) и СПС (6,1%). В 2003 г. — «Яблоко» (2,8%) и СПС (2,05%). **** В 1993 г. — ПРЕС. В 1995 г. — «Наш дом — Россия». В 1999 г. — «Единство» (27,8%) и «Отечество — Вся Россия» (4,99%). В 2003 г. — «Единая Россия». ***** В 1993 г. — Аграрная партия России, в 2003 г. — «Родина». ****** В 1993, 1999 и 2003 гг. — КПРФ. В 1995 г. — КПРФ (24,5%) и радикально-коммунистические блоки (6,2%). Кратко рассмотрим пространственные ареалы влияния основных партий на Кубани. Источниковую основу для выводов составили результаты выборов в Госдуму по городским и сельским районам за 1999 и 2003 гг. «Единая Россия» вышла на среднероссийский уровень влияния (37,0%) за счет перехвата национал-консервативных и социальных лозунгов, а также благодаря смене политических симпатий губернатора А. Н. Ткачева (перешедшего из КПРФ в «ЕР»). Разброс голосов по краю за «Единую Россию» мал, но все же видна тенденция пониженной поддержки в Краснодаре (34,3%) и периферийных сельских районах. Наибольшую поддержку этой партии оказали горожане Сочи и Туапсе (39,5%). КПРФ потерпела, как и во всей стране, жестокое фиаско. Но она сохраняет потенциал поддержки 17,2% (в полтора раза выше среднероссийского). Наибольшую опору КПРФ имеет в окраинных сельских районах (Каневском, Крымском), в Тихорецком и Армавирском одномандатных округах (т. е. сельских местностях с лакунарным положением городов). Как и прежде, самая малая поддержка КПРФ — в Новороссийске и Туапсе (по 13,2%), в Сочи (14%). Электорат КПРФ сосредоточен вдали от оживленных коммуникационных потоков и крупных городов, в бывших казачьих районах края. Неожиданностью стал успех ЛДПР и «Родины». Но их территориальная поддержка противоположна. За ЛДПР голосуют прежде всего жители Черноморского побережья и восточной части края, а меньше всего — в Краснодаре (9,5%). «Родина» получила основную поддержку как раз в краевом центре (13,7%) и прилегающих казачьих районах, а наименьшую — на Черноморье и востоке края. «Яблоко» и СПС, как всегда, провалились на Кубани. Избиратель невосприимчив к «лобовой» пропаганде либеральных ценностей, а рекламные уловки вызывали скорее отторжение, чем приязнь. Изолированными очагами поддержки правоцентристов остаются Краснодар (4,4 и 3,4% соответственно), Сочи (3,7 и 3,1%), Туапсе (3,7 и 3,7%). Малые и средние города обычно отказывают либералам в поддержке, предпочитая «Единую Россию». Имеется поддержка СПС и «Яблока» только в городах с населением свыше 200 тыс. человек, как правило, за пределами исторического проживания казачества. На наш взгляд, социокультурный раскол «город – село» накладывается, взаимоусиливается расколом «казачьи – неказачьи местности», до 1937 г. делившим пространство нынешнего Краснодарского края по Большому Кавказскому хребту. До 1920 г. Кубанская область имела войсковое казачье управление. Черноморская губерния от Новороссийска до Гагр никогда не была казачьей и автономной. Черноморское побережье в составе Краснодарского края дает России единственный выход к Черноморско-Средиземноморскому бассейну, обеспечивает львиную долю доходов РФ от туризма и курортного лечения. Субрегион — важный стратегический плацдарм влияния на соседние страны СНГ, Балканы, Ближний Восток. С другой стороны, Черноморское побережье крайне интересно в качестве своеобразной «политико-культурной аномалии» внутри Краснодарского края, которое может быть отнесено к сравнительно редкому варианту субрегиональных культур, т. е. к политико-культурным лакунам. Термин впервые применил Л. В. Смирнягин для обозначения территорий, резко контрастирующих по своему политическому сознанию и ориентациям деятельности с таксономической единицей более высокого ранга, в состав которой лакуны входят. Лакуны выделяются внутри сравнительно однородной региональной политической культуры собственной системой познавательных, эмоциональных и оценочных ориентаций (см.: Смирнягин, 1989, с. 30; Морозова, 1998, с. 79–80). Последующий сравнительный анализ лакун и «типичных» территорий позволит качественно усовершенствовать методы сравнительной политологии, регионального управления и других отраслей знания. Природно-географический фактор лакунарности Черноморского побережья очевиден. Субрегион ограничен труднопроходимым Кавказским хребтом, морем, государственной границей с Грузией. Он имеет отчетливые климатические отличия от большей части Краснодарского края. Относительно «расплывчатой» является только северо-западная граница, проходящая между Анапским и Темрюкским районами. Диффузной зоной можно считать Крымский район по северную сторону Кавказского хребта. Исторический фактор становления субрегиона включает в себя следующие индикаторы. Во-первых, позднее вхождение побережья в состав Российской империи (юридически — в 1829 г., фактически — после Кавказской войны, в 1864 г.). Во-вторых, почти всю свою историю до 1937 г. субрегион был отдельной административной единицей, самостоятельной от Кубанской области. В-третьих, Черноморское побережье в силу особенностей климата и экономики заселялось крестьянами, а позже — рабочими и торговцами разных национальностей, обладающих разными моделями этнической идентичности. На Кубани 45% населения в 1926 г. составляли казаки, которых почти не было в Черноморской губернии. В порубежных Анапском и Крымском районах казаки составляли соответственно 50,4 и 16,9% жителей (см.: Казачество Северо-Кавказского края, 1928, с. III–IV, 28–29). Экономический фактор состоит в значительных отличиях структуры сельского хозяйства, курортного и медицинского дела, промышленности и транспорта субрегиона от структуры экономики края. Побережье всегда имело повышенные возможности финансирования из федерального бюджета. Транспортная и информационная сеть территории ориентирована по оси Новороссийск–Адлер и на протяжении почти 400 км имеет лишь три выхода к северу от Кавказского хребта. Социальный фактор образования региональной культуры вбирает в себя: повышенную урбанизированность Черноморья (72% на фоне 53% общекраевых по переписи 2002 г.) (см.: Максимов, 2003, с. 87–89); значительную вторичную занятость в «теневой» экономике и курортном обслуживании; повышенную мобильность и относительно высокий уровень жизни населения. По расчетам кубанских социологов В. Н. Ракачева и Я. В. Ракачевой, Черноморье относится к субрегионам с преобладанием славянского старожильческого населения, где за 1989–2005 гг. особенно интенсивно растут переселенческие этнические меньшинства. Подчас вынужденная миграция сопровождается этническими конфликтами и даже сменой культурной идентичности малых населенных пунктов (см.: Ракачев, Ракачева, 2003, с. 131–133, 145–154). Ментальный (социокультурный) фактор самобытности проявляется в диалектах русского языка, своеобразном восприятии пространства (дихотомия: «у нас» и «у них на Кубани, за горами») и времени (цикличность курортных сезонов постепенно вытесняется в сознании «линейным» временем постиндустриальной экономики). Полиэтничное Черноморье — зона многовековых контактов цивилизаций: православной, исламской и светской западной. Новейшие технологии информации и коммуникации закрепляют социокультурный «рубеж» между степной частью края и побережьем. Например, космополитичный образ жизни москвичей представляется сочинцам и новороссийцам более близким, чем относительно традиционный быт станиц Кубани и Краснодара (см.: Морозова, 1998, с. 35). Вовлеченность субрегиона в международные отношения значительно выше, чем Краснодарского края в целом. Именно портовые города побережья стали в 1990-х годах центрами внешней торговли с Турцией и странами Ближнего Востока. В Новороссийске недавно открыто консульство Турции. Коммерческие фирмы стран Черноморского бассейна в первую очередь вкладывают средства в инфраструктуру побережья. На Черноморье падает львиная доля издержек по обустройству российского военного флота и пограничной службы. Здесь наиболее остро ощущается геополитическая угроза дезинтеграции России под напором этносепаратизма и зарубежных конкурентов (см.: Самохин, 2001, с. 183–193; Мошес, 2001, с. 194–203; Максимов, 2003, с. 121). Своеобразное политическое позиционирование сообщества проявляется в мнениях, ориентациях и действиях граждан. Наиболее операциональный индикатор политического позиционирования, на наш взгляд, дают итоги выборов в Государственную Думу РФ. Эти выборы создают общероссийскую «систему координат», что делает возможным корректные сравнения. На выборах Президента РФ, главы администрации региона и Законодательного собрания края расстановка сил запутывается, так как персональные предпочтения становятся более важным мотивом выбора, чем идеологии. Тем более не подходят для общей модели явления результаты муниципальных выборов, на которых персональный фактор господствует. В Краснодарском крае к указанным общероссийским тенденциям добавляется фактор харизматического лидерства. Действующий губернатор А. Н. Ткачев получил доверие в 2000 г. 81,8% электората, а в 2004 г. — 84%, несмотря на смену идеологических ориентаций (см.: Морозова, 2002, с. 45–49; Кольба, Кольба, 2004; Кубанские новости, 2004). Анализ выборов в Государственную Думу РФ (1999 г.) на уровне районов и городов доказал значительные различия ориентаций граждан Черноморского побережья и всего Краснодарского края. Явка избирателей по краю составила 2251,4 из 3848,7 тыс. человек (58,5%), а по Черноморскому побережью — 465,4 из 850,7 тыс. человек (54,7%). * Самая влиятельная на Кубани партия — КПРФ набрала в среднем по краю 36,8% голосов явившихся на выборы граждан, а по районам Черноморья — 22,8%. Наименьшее доверие КПРФ выразили жители крупных городов — Новороссийска (от 9,8 до 22,8% по четырем районам) и Сочи (от 21,1 до 26,5%), что и определило итог выборов. Для остальной территории Краснодарского края, напротив, типично мнение станичных сообществ, а не крупных городов. СПС как яркое олицетворение либерально-западнической субкультуры набрал в среднем по краю 6,05% проголосовавших, а на Черноморье — 8,04%. Наибольшее доверие СПС проявилось в трех районах Большого Сочи — от 9,4 до 15,5%. Аналогично распределение голосов «Яблока». Вместе с тем влияние блока «Единство» было сравнительно равномерным (27,8% по краю и 29,0% на побережье). -- * Расчеты А. В. Баранова выполнены на основе сведений Краснодарской краевой избирательной комиссии (подробнее см.: Баранов, 2000, http://izbirkom.krasnodar.info). На выборах 2003 г. явка избирателей еще снизилась. При среднекраевом участии 52,4% граждан, имеющих право голоса, в районах Черноморья явка составила от 40,1% (Адлерский район Сочи) до 53,5% в Анапе и 55,5% в Темрюкском районе. Наблюдалось постепенное нарастание уровня участия в выборах по географической оси с юго-востока на северо-запад. Это объясняется низкой степенью идентификации с Краснодарским краем в Сочи и Туапсе. «Черноморская политическая аномалия» внутренне разнородна по партийным симпатиям. Полюс наибольшего влияния СПС отмечен в Центральном (6,1%) и Хостинском (4,2%) районах Сочи. Наибольшее влияние РДП «Яблоко» — в тех же районах (6,5% и 5,1%). Наименьшее влияние либеральных партий — в казачьих по истории и культуре Темрюкском и Анапском районах, в пролетарском Восточном районе Новороссийска (1,7 и 2,7% у СПС и «Яблока»). Бросается в глаза повсеместное опережение «Яблока», что вызвано «полевением» электората вопреки слабому партийному менеджменту. Спад влияния КПРФ и торжество «Единой России» находятся в положительной корреляции. КПРФ смогла набрать свыше 14% только в Темрюкском (17,9%) и Анапском (14,3%) районах побережья. «Полюс недоверия» КПРФ по-прежнему находится в Центральном районе Сочи (8,5%). Голосование в пользу «Единой России» — довольно равномерное на уровне думских округов. Но, спускаясь на уровень административных районов, обнаруживаем значительный разброс итогов: от 35,7% в Центральном районе Сочи и 34,8% Темрюкском районе до 44,5% в Адлере. Жители побережья, в отличие от кампании 1999 г., оказали повышенное доверие национал-консервативным и социал-патриотическим силам (ЛДПР, «Родине»). Ведущая причина этого, возможно, — миграционная проблема и ее следствия: резкие перемены этнокультурного состава жителей, криминализация. Протестные голоса в силу неприятия коммунизма отходят к «третьей силе», которую виртуально репрезентировали Глазьев и Жириновский. Причем поддержка ЛДПР равномерна по районам: от 10,4 до 12,7%. Разброс уровня поддержки «Родины» сильнее: от 7,7 (Адлер) до 13,3% в центре Сочи. Искусственной мерой стала нарезка думских избирательных округов. Побережье дало основу территории и населения трех из восьми думских округов в Краснодарском крае: Апшеронского, Туапсинского и Крымского. Казачьи по идентичности и аграрные районы Закубанья: Абинский, Крымский, Северский, Горячеключевской, Белореченский, Апшеронский, а тем более Славянский районы на северном берегу р. Кубани абсолютно не сочетались по типу голосования с урбанизированным побережьем. Отметим манипулирование нарезкой избирательных округов («джерримендеринг»). Жители Краснодара, склонные в большей мере поддерживать либеральные силы, искусственно разделены между двумя избирательными округами с солидным «довеском» сельских жителей. Избирательные комиссии четырех из восьми округов размещались не в крупнейших населенных пунктах. Большой Сочи совершенно надуманно был объединен в 39-й Апшеронский округ с тремя сельским районами, отрезанными… Большим Кавказским хребтом. В будущих избирательных кампаниях данный фактор определенно сыграет свою роль в переделе голосов. Анализ ареалов влияния основных партий и движений подтверждает несовершенство существующих рубежей восьми избирательных округов, что трудно объяснить иными причинами, кроме джерримендеринга. На наш взгляд, четыре административных района Краснодара нужно воссоединить в общегородском округе (587,3 тыс. избирателей). При необходимости от Краснодарского округа можно будет отделить удаленные от собственно краевого центра населенные пункты, в которых преобладает сельскохозяйственная деятельность. Новороссийский округ мог бы включить в свой состав Крымский район и передать в состав Прикубанского округа Славянский район, что не отразится на числе избирателей. Из Туапсинского в Прикубанский округ можно передать Горячеключевской район (40,8 тыс. избирателей). Прикубанский округ также мог бы получить Тимашевский (86,6 тыс. человек) и Кореновский (65 тыс. человек) районы. Эти изменения в «нарезке» избирательных округов позволили бы обеспечить сходство хозяйственных, географических, историко-культурных индикаторов политического пространства. На наш взгляд, социокультурная однородность территории избирательных округов гораздо полезнее для объективности получаемых итогов голосования, чем формально равное количество избирателей. Степень отклонения числа голосующих от среднекраевого (482 тыс. человек на каждый округ) не возрастет в сравнении с нынешней и составит максимум 7–8% . По итогам исследования можно сделать следующие выводы. Политическое пространство Краснодарского края неоднородно. Его базовый социокультурный водораздел проходит между бывшей Кубанской казачьей областью и Черноморской губернией по природной границе — Кавказскому хребту. Внутренние расколы обеих микрорегиональных общностей относительно слабы. Факторы существования и развития политической культуры субрегиона усиливаются в том случае, если их направленность действия и территориальные рубежи совпадают, как это наблюдается на Черноморском побережье Кавказа. Императивы усиления Российского государства, укрепления целостности страны и отражения вероятных геополитических угроз настоятельно требуют разработать программу интеграции Черноморского микрорегиона с большей частью Краснодарского края. Создание Южного федерального округа предоставляет возможность обеспечить интеграцию на двух территориальных уровнях: региональном и макрорегиональном, уменьшить конфликтность центростремительных процессов. Проведенное исследование является предварительной стадией сравнительного анализа политических культур субрегионов. |