|
23 церковью в 11 в. и подтвержденная Ватиканом в 1967 г., с одной стороны, и мирскои плотский брак одержимых греховными слабостями и страстями простых людей с другой. В период Реформации эти позиции оставались незыблемыми для кальвинизма отвергались лютеранством,и рассматривающим брак в качестве священного установления. Но как бы то ни было, добрачное целомудрие и исключительно прокреативный смысл брака остаются для христианства непоколебимыми ценностями.(82, с. 15). Буддизм традиционно ориентирован на . монашескую жизнь, свободную от семейных обязательств. Поэтому может показаться, что буддистов не занимает тема семьи и воспитания детей. Но более 95% буддистов миряне, и этот вопрос, конечно, волнует их. Будда всегда подчеркивал, как важно поддерживать отношения между монашеской общиной и мирянами. Вот почему для буддийского общества особенно важен вопрос о том, как мирянин проживает свою жизнь и каким образом он воспитывает оих Откуда следует предписание соблюдать особые правила и традиции. Будда сказал: «Мудрый человек должен избегать невоздержанности, как будто это сама преисподняя с раскаленными углями. Тот, кто не способен жить в безбрачии, по крайней мере, не должен нарушать чистоту жены, принадлежащей другому мужчине».(245) В поучениях Будды содержится много советов главе семьи относительно важности семейной жизни и того, как ее вести. В отношениях между ителями и детьми дети должны: поддерживать своих родителей, исполнять свои обязанности по отношению к родителям, поддерживать свою семью и семейные традиции, быть достойными своих предков, подавать милостыню в память умерших родственников. Родители должны: удерживать детей от греха; направлять детей на путь истинный; заботиться об их воспитании; следить за тем, чтобы они вступали в брак в нужном возрасте; передавать им их наследство. В отношениях между |
кальвинизма и отвергались лютеранством, рассматривающим брак в качестве священного установления. Но как бы то ни было, добрачное целомудрие и исключительно прокреативный смысл брака остаются для христианства непоколебимыми ценностями. Но одно дело — религиозные предписания и другое — реальная жизнь: уже само сохранение предписаний свидетельствует о несовпадении с ними реальности, иначе — зачем бы и предписания? Это противоречение осознается и цер ковью, различающей в жизни церковное и мирское; оно если и не снимается, то, по крайней мере, смягчается так называемым ортодоксальным двойным стандартом: абсолютное требование добрачного целомудрия для женщин при относительно редком и едва ли совершенно серьезном ожидании его от мужчин. А так как эти полузапрещенные наслаждения невозможны без женщин, то мужчина был морально свободен получать их с «плохими» женщинами, а затем жениться на девственнице из «хороших». Церковное, в рамках которого сексуальность греховна, своеобразно уравновешивалось и компенсировалось смеховой и карнавальной культурами, в которых гротескно откровенные и гипертрофированные телесность и сексуальность занимали одно из центральных мест [Бахтин М. М., 1965; Лихачев Д. С. и др., 1984]. Половая социализация как реальный процесс в силу этих и других причин всегда была шире, многограннее, чем просто реализация церковных догм в сфере пола и сексуальности. Рассмотрим некоторые ее черты на примере анализируемой А. Я. Гуревичем (1984) средневековой культуры. Взрослое общество того времени сегодня кажется инфантильным не только из-за его умственного, но и физического возраста — доля детства и юношества в нем была значительно больше [Апез РН., цит. по Кон И. С., 1983]. Понятие о личности только еще начинало складываться, и специфическая природа детства как времени развития и становления личности еще не осознавалась: ребенок рассматривался как маленький взрослый, взрослый в миниатюре. Во всех живописных групповых сюжетах средневековья так или иначе присутствуют дети, но сложены и одеты они как взрослые. Дети были естественными компаньонами взрослых, а игры мальчиков — прежде всего рыцарскими, а потом уже детскими. Семья еще не приватизировалась (лишь в XV—XVI вв. появляется семейный портрет в интерьере) и существовала как союз супругов, а не как ячейка общества, осуществляющая социально важную функцию воспитания детей. Каноны отношения к телесности и структура эмоциональной жизни людей средневековья были совсем иными, чем сегодня. Еще отсутствовала н евидимая стена аффектов, отделяющих одно человеческое тело от другого [ЕПаз N.. цит. по: Гуревич А. Я., 1984]. Учащение предписаний приватизации и интимизации естественных отправлений в XV—XVIПвв. свидетельствует, по замечаниям А. Я. Гуревича, о том, что в средние века порог неловкости и границы стыдливости проходили не там, где сегодня. Вплоть до XVI11 в. сон людей разного пола и возраста в одной постели был обычным явлением, и, кроме монахов, которым было запрещено раздеваться, все спали обнаженными. Стеснительность еще не была развита, и сексуальные отношения были не более чем частью — хотя и своеобразной — социальной жизни (вспомним, например, страницы «Декамерона»), не связанной с тем чувством стыда, которое позже стало покрывать эти отношения тайной. Сексуальную жизнь еще не стремились скрыть от детей, специально исключить из поля их восприятия. Нетрудно, таким образом, заметить известную общность половой социализации в средние века и в «повторяющихся обществах»; половая социализация практически без остатка «растворена» в культуре, она не прелюдия и даже не подготовка к жизни, а неотъемлемая часть жизни. Начиная с XVII—XVIII в., по мере роста интереса к ребенку, появления отношения к нему как к объекту воспитания, по мере романтизации и сенти 15 |