|
нами публичной власти. Сам факт, что даже введение христианства в Киевл ской Руси осуществлялось с ведома и одобрения местного вече, свидетельствует об огромном авторитете и политической значимости этого древнейшего славянского института народовластия, решение которого проигнорировать (и на то были чисто объективные причины) не смог бы даже князь Владимир Святой креститель Руси. Вместе с тем было бы не совсем верным отрицать ф и то, что именно вечевые структуры способствовали институциональному укреплению княжеской власти и системы княжеского управления. Как спра-ф ведливо признавал в свое время известный российский историк С.Ф. Плато-а нов, рядом с властями городскими, посадскими стала власть княжеская и на Руси, по существу, определились два политических авторитета княжеский и городской (вечевой). Иными словами, речь шла об образовании своего рода политико-правового двоевластия, сочетавшего элементы единовластия и прямого народовластия . «Веча собираются во всех волостях. Они составляют думу волости.ф Решения, принятые на вече главными представителями волости, отмечал историк В.И. Сергеевич, старшими городами, по общему правилу, принимаются к исполнению пригородами» . Каждая древнерусская земля концентрировалась вокруг столицы старшего города (стольного града-крепости) и его самоуправляющейся общины. Все остальные города в земле считались только пригородами, т.е. «меньшими» городами. Сельские районы были известны как волости. К последней трети X середине XI века процесс формирования древнерусских городов-государств (земель-городов) на соседско-территориальной, а не родоплеменной основе зашел довольно далеко, поэтому социальнопсихологические и публично-управленческие процессы протекали в этот период уже в совершенно иных условиях, чем в рамках архаичного родового и племенного быта. Достаточно привести в качестве примера процесс транс31 Платонов С.Ф. Полный курс лекции по русской истории. СПб., 1997. С. 140. 32Сергеевич В.И. Русские юридические древности. М., 1968. С. 2-4. 28 |
89 ему выполнять значительный объем новых обязанностей, связанных как с осуществлением чисто военно-оборонительных или полицейских функций и прерогатив, так и судебных, административных, финансовых, дипломатических и иных «гражданских» властно-управленческих полномочий. Вполне естественно, что со временем варяжский военный и управленческий опыт сыграл свою положительную роль в генезисе государственного и муниципального строительства восточных славян, привнеся с собой на Русь некоторые элементы, дополнившие традиционные институты «народоправства» и непосредственной вечевой демократии. Однако эти привнесенные элементы институционально лишь катализировали сложившиеся на Руси публично-властные отношения, которые уже длительное время находились в состоянии динамичного развития, видоизменив их архаичную внешнюю атрибутику, оставив неизменными саму суть, содержание и логику: территориальную децентрализацию, посадское и волостное вечевое самоуправление, общинную дифференциацию и иерархичность, выборность и представительство. Решающее влияние на эволюцию славяно-русского общества и становление ранней (полисной) государственности оказал синтез варяжской военной организации, традиционных общественных институтов «народоправства» восточных славян и привнесенного грековизантийского (прежде всего, канонического) права, ставшего известным и довольно распространенным на Руси после ее крещения и утверждения в Киеве византийской церковной иерархии. Несмотря на особенности взаимодействия древнерусских институтов непосредственной и представительной демократии в течение всего «киевского» периода, в основном вечевые собрания на протяжении нескольких веков были весьма заметными и влиятельными органами публичной власти. Факт того, что даже введение христианства в Киевской, а затем Новгородской Руси «осуществлялось с ведома и одобрения местной (посадской общины Киева. — Авт.) вечевой общины»1, свидетельствует об огромном авторитете и политической значимости этого древнейшего славянского института народовластия, решение которого проигнорировать (и на то были объективные причины) не смог бы даже князь Владимир Святой — креститель Руси. Об этом же говорят и дошедшие до нас сведения о числе приглашенных на соответствующий «стол» князей или выборных лиц посадско-городской администрации. 1 Фроянов И.Я. Древняя Русь. Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. СПб., 1995. С. 180. 90 Известно, что из 50 князей, занимавших киевский престол в IX — X вв., почти одна треть (14) были приглашены вечем. В Великом Новгороде с 1126 по 1400 г. выбрано 275 посадников1. Вместе с тем было бы не совсем верным отрицать и то, что именно коллективно-вечевые структуры способствовали институциональному укреплению княжеской власти и системы княжеского управления. Как справедливо признавал в свое время известный дореволюционный историк С.Ф. Платонов, рядом с властями городскими, посадскими стала власть княжеская, и на Руси, по существу, определились два политических авторитета — княжеский и городской (вечевой). Иными словами, речь шла об образовании своего рода политико-правового двоевластия, сочетавшего элементы представительства и прямого народовластия. Таким образом, несмотря на то что роль князя, его личной дружины и администрации претерпела значительное, прежде всего качественное, изменение, а древнерусское общество из общества, построенного на родоплеменной основе, постепенно трансформировалось в социальную структуру, базирующуюся на территориальнообщинных связях, это не привело к отмиранию традиционных славянских самоуправленческих коллегиальных институтов публичной власти и «народоправства» — вечевых собраний и советов старейшин («старцев градских»). Следовательно, нет никаких весомых историко-правовых аргументов оспаривать мысль о том, что вечевые собрания-сходки и другие традиционные славянские самоуправленческие институты являлись непосредственными публичными предшественниками, предтечами древнерусской полисной государственности, а не продуктом исторического развития государственного аппарата и никак не связаны с приглашением на княжение варяжских князей-конунгов. Изменения непосредственно затрагивали взаимоотношения двух важнейших публичных институтов древнерусской государственности всего домонгольского периода: веча, олицетворявшего собой властное начало подлинного народовластия и непосредственной демократии, и князя, призванного осуществлять управление на вверенной ему удельной общинно-волостной территории. «Веча собираются во всех волостях. Они составляют думу волости. Решения, принятые на вече главными представителями волости, — отмечал В.И. Сергеевич, — старшими городами, по общему правилу, принимаются к исполнению пригородами»2. Каждая древнерусская земля концентрировалась вокруг столицы — старшего города (стольного града-крепости) и его самоуправ1 См.: Ерошкин Н.П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1968. С. 25—26. 2 Сергеевич В.И. Русские юридические древности. М., 1968. Т. 2. С. 1. 91 ляющейся общины. Все остальные города в земле считались только пригородами, т.е. меньшими городами. Сельские районы были известны как волости. С точки зрения ряда современных авторов, совокупность древнерусских самоуправляющихся населенных пунктов укладывалась в сложную иерархическую систему, своеобразную многоступенчатую территориально-общинную пирамиду. В ее основании находилась масса рядовых сельских поселений, а вершину венчали крупные стольные города — центры самостоятельных земель-княжений (земель-городов) Руси. Ступени между ними занимали самоуправляющиеся поселения переходных типов, связанные друг с другом отношениями административно-хозяйственного соподчинения1. К последней трети X — середине XI в. процесс формирования древнерусских городов-государств (земель-городов) на соседско-территориальной, а не родоплеменной основе зашел довольно далеко: социально-психологические и публично-управленческие процессы протекают уже в совершенно иных условиях, чем в рамках архаичного родового и племенного быта. Достаточно привести в качестве примера процесс трансформации киевского городского веча, прошедшего путь от народного собрания племенного союза полян до коллегиального верховного органа законодательной и судебной власти восточнославянского государственно-племенного «суперсоюза», от племенного вечевого собрания до органа «народоправства» и непосредственной демократии общины старшего города. Каждая древнерусская земля (город-государство) представляла собой многоступенчатую, иерархически выстроенную территориальную организацию общинного типа — союз соподчиненных общин разного ранга. Главной, «правящей», являлась община старшего (стольного) города, решения которой были обязательны для пригородов и тянувшихся к ним сельских округов. В качестве «политического центра» старшие города не только функционально, но чаще всего и генетически были связаны с бывшими центрами племенных союзов. Не случайно, что по мере распада родовых связей племенные названия повсеместно заменяются территориальными. Именно старший город являлся административным, военным, финансовым, конфессиональным и культурным центром соответствующей древнерусской земли. 1 См.: Даркевич В.П. Происхождение и развитие городов Древней Руси // Вопросы истории. 1994. № 10. С. 52; Древнерусские поселения //Древняя Русь: Город, замок, село. М., 1985. С. 39. |