|
106 более последовательно обобщает наличные сведения, демонстрирует лучшие прогностические возможности»[80]. О применимости категории истина к истории как науке пишет И. Ионов в статье «Историческая наука: от «истинностного» к полезному знанию». Он отмечает, что «развитие истории как науки оказалось тесно связанным с преодолением представлений о смысле истории и объективном характере исторического знания»[81]. И. Ионов прослеживает разрыв «истинного» и «полезного» знания в исторической наук на примере немецкой историографии 1-й половины XIX в., анализируя труды Ф. Шлоссера, К. фон Роттеха, И. Дройзена, Г. Зибеля, Т. Моммзена, Г. Гервинуса и др. Эти историки ориентируются уже не на поиски «объективной истины» о прошлом и «смысла истории», а в основном на раскрытие связи прошлого с настоящим. «Объективности» они противопоставляют «правдивость» историка. Дройзен считает, что «найти объективную истину об истории так же невозможно, как и поймать радугу после дождя»[82]. В XX веке распространяется и усиливается в истории идеал «полезного», а не «истинного» знания. Наступил крах надежд на познание истины об истории в целом, и истины об «образах истории», и на познание «смысла истории». Эти процессы можно, согласно А. Л. Никифорову, соотнести с кризисом позитивизма и неопозитивизма. Приходит понимание того, что «прошлое тотальность, состоящая из бесконечного числа элементов и связей между ними. Непосредственно освоить эту бесконечность человеческое познание не может. Поэтому историк должен активно формировать объект познания в соответствии со своими познавательными установками, рассматривая историю в определенной, свойственной только ему перспективе»[83]. Тем самым, утверждается мысль, что тесная связь объективности и субъективности в историческом знании неизбежное условие и непременная черта исторического познания. С пониманием того, что вечный смысл истории искать бесполезно, его просто не существует, еще не исчезла надежда историков искать временные, преходящие смыслы |
198 гносеологии самостоятельной ценностью, и проблема истинности знания являегся центральной проблемой теории познания. Таким образом, либо постмодернизм и авангардизм строятся на полностью новых теоретико-методологических предпосылках, нежели весь предшествующий массив научного знания, либо проблема истины и заблуждения в постмодернизме и авангардизме еще не разработана. Нельзя не заметить важность тех аспектов проблемы истины и заблуждения, которые поднимает А.Назаретян, начиная дискуссию об истине на страницах журнала «Общественные науки и современность»1. Он предлагает заменить «истинностную гносеологию» «модельной», утверждая, что «в рамках модельной гносеологии противоречащие друг другу представления видятся, как правило, не взаимоисключающими, а взаимодополнительными. Разнообразие возможных моделей так же не ограничено, как разнообразие взглядов на предмет и задачи деятельности. Если же модели конкурируют между собой, то не по «близости к Истине», а по иным критериям например, «с точки зрения того, какая из них продуктивнее для решения данной задачи при данных условиях или какая более последовательно обобщает наличные сведения, демонстрирует лучшие прогностические возможности».1 2 О применимости категории истина к истории как науке пишет И.Ионов в статье «Историческая наука: от «истинностного» к полезному знанию».3 Он отмечает, что «развитие истории как науки оказалось тесно связанным с преодолением представлений о смысле истории и объективном характере исторического знания». И.Ионов прослеживает 1 Назаретян А.П. Истина как категория мифологического мышления //Общественные науки и современность. 1995.№4. 2 Там же, с. 106-107. 3 Ионов И. Историческая наука: от «истинностного» к полезному знанию. //Общественные науки и современность. 1995. №4, с. 109-112. 199 разрыв «истинного» и «полезного» знания в исторической наук на примере немецкой историографии 1-й половины XIX в., анализируя труды Ф.Шлоссера, К. фон Роттсха, И.Дройзена, Г.Зибеля, Т.Моммзена, Г.Гервинуса и др. Эти историки ориентируются уже не на поиски «объективной истины» о прошлом и «смысла истории», а в основном на раскрытие связи прошлого с настоящим. «Объективности» они противопоставляют «правдивость» историка. Дройзен считает, что «найти объективную истину об истории так же невозможно, как и поймать радугу после дождя».1 В XX в. распространяется и усиливается в истории идеал «полезного», а не «истинного» знания. Наступил крах надежд на познание истины об истории в целом, и истины об «образах истории», и на познание «смысла истории». Эти процессы можно соотнести с кризисом позитивизма и неопозитивизма. Приходит понимание того, что «прошлое тотальность, состоящая из бесконечного числа элементов и связей между ними. Непосредственно освоить эту бесконечность человеческое познание не может. Поэтому историк должен активно формировать объект познания в соответствии со своими познавательными установками, рассматривая историю в определенной, свойственной только ему перспективе».* 2 Утверждается мысль, что тесная связь объективности и субъективности в историческом знании -неизбежное условие и непременная черта исторического познания. С пониманием того, что вечный смысл истории искать бесполезно, его просто нс существует, еще не исчезла надежда историков искать временные, преходящие смыслы различных исторических эпох. Стремление к познанию этих частных смыслов было вариантом истинностного знания в истории. По логике историков шко»Ионов И. Историческая наука: от «истинностного» к полезному знанию. //Общественные науки и современность. 1995. №4, с. 110. 2 Там же,с.110. |